Освобождаясь от пут

– Северус, пожалуйста, – Гарри сел и посмотрел на двоих взрослых. – Все хорошо, сэр. Просто я попал этим летом в автомобильную катастрофу, и иногда у меня бывают кошмары об этом, – объяснил он бывшему профессору так серьезно, как мог. В то же время он надеялся, что ему больше не придется лгать.

Люпин неопределенно кивнул, но Гарри видел, что тот не был убежден предложенным объяснением. Тем не менее, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри снова откинулся на кровать и устало закрыл глаза.

– Наш план провалился. Я – снова цель Волдеморта, но на сей раз он хочет меня убить, потому что я – твой сын. Сын предателя, как он сказал. У него есть агенты в школе, и я подозреваю, что один из них – в штате, – несчастно пробормотал он. – Похоже, я никогда не смогу жить нормальной жизнью. – Он повернулся к Северусу спиной и свернулся в клубок. – Ты не хочешь сообщить директору?

– Позже, Квайет, – сказал Северус и положил ладонь на плечо Гарри. – Я не думаю, что это так срочно. И я не хочу сейчас оставлять тебя одного.

– Спасибо, – пробормотал Гарри.

Но на этот раз не было обычной беседы, которая всегда следовала за видениями или кошмарами Гарри. Они снова молча сидели, как прошлой ночью, слушая ровное дыхание друг друга, пока Гарри не заснул.

**************************************************************************

Северус смотрел на котел, считая капли сока мандрагоры, добавляемого в зелье. Он проклинал себя, потому что это была третья порция, которую он испортил за это утро, хотя и не мог понять, в чем была причина неудачи. Сок мандрагоры? Полынь? Коготь крапа? Раньше он уже дважды делал это зелье, и у него не возникало никаких проблем. Он хотел, чтобы зелье стало ярко-зеленого цвета, подобно глазам Гарри, подумал он, но оно в третий раз приобрело противный коричневый цвет и завоняло. На этот раз Северус громко выругался, выливая содержимое котла.

Он шагнул к окну, открыл его, чтобы проветрить комнату от вызывающего тошноту зловония, и, прислонившись к раме, безучастно посмотрел на покрытый снегом сад. Большой дуб теперь был одинок, в отличие от лета, когда Гари проводил почти все свободное время, читая или просто сидя под ним с открытой книгой на коленях и глазами, выражающими опасение и неуверенность. Глазами, которые за первые месяцы учебы снова наполнились жизнью и доверием – теми глазами, в которых снова светился страх быть отверженным. Проклятье на мальчишку! Почему он не мог понять?

Мысли кружились в голове, и он понял, почему все утро зелья получались не так, как надо. Он не мог должным образом сконцентрироваться на работе. Время от времени на него обрушивались слова и глаза Гарри, и он снова и снова был вынужден их обдумывать и повторять.

Он не мог понять, как мальчик мог быть таким внимательным и сообразительным. Как он мог лучше его понимать многие вещи. Он чувствовал правоту его высказываний. Он много раз прежде уже слышал некоторые из них, Альбус использовал их, чтобы убедить не лелеять старую вину и боль, но он не мог не чувствовать их. Он был виноват. Просто время не может искупить его вины. Он убивал людей и никогда не мог быть прощен. Дамблдор и Гарри были неправы. Они никогда не совершали ничего достаточно серьезного, чтобы быть способными понять. Они были чисты и безупречны, в отличие от него, виновного, отвратительного, сального мастера зельеварения Хогвартса.

Они никогда не поймут.

Он не мог быть отцом мальчика. Он был слишком самоуверен, когда думал о Гарри как о своем сыне. Нет. Мальчик был сыном Квайетуса. Он ничем не был похож на Северуса Снейпа.

Он потряс головой – возможно, чтобы ее прочистить? – и вернулся к зелью. Люпин нуждался в нем, если он хотел, чтобы оборотень оставался человеком вместо того, чтобы постоянно превращаться в зверя. С тех пор, как его покусали оборотни Волдеморта, у него была тенденция постоянно превращаться в волка, а не только в полнолуние. Это тоже было его, Северуса, изобретение, печально подумал он. Он изобрел синтез оборотней, как он это назвал, который вызывал это неестественное изменение в органах оборотня, превратившее Люпина на много месяцев в оборотня, так что никто не мог его навещать. В конце сентября он нашел первое лекарство от собственного яда, но без помощи Гарри и Гермионы Грэйнджер.

Его мысли прервал стук.

– Войдите, – нервно сказал он. Сейчас он не хотел ни с кем говорить.

– Привет, Северус.

– Блэк, о нет, – покачал он головой. Он был не в настроении говорить о чем-то с проклятым псом. Посмотрев на красивое лицо, он почувствовал настоятельное стремление забыть про их мир и выкинуть его из лаборатории. Но ради Гарри он натянул на лицо безразличное выражение и проводил бывшего врага к единственному в комнате стулу.

– У меня нет времени, Блэк. Говори и уходи.

Блэк, однако, не спешил.

– Сириус. Не Блэк, – напомнил он Снейпу, ухмыляясь. – Ты, конечно, помнишь наш…

– Да, – нетерпеливо махнул Снейп. – Что ты хочешь, СИРИУС? Но говори это быстро, если хочешь, чтобы твой дружок-оборотень вовремя получил зелье.