Освобождение

Получив возможность осмотреться, Чайка бросил быстрый взгляд по сторонам. Его атака превратила остатки прямоугольного строя этолийцев на этом краю, уже основательного «разъеденного» атакой кельтов, в бесформенную массу. Позади них Чайка уже мог разглядеть пустое пространство, свободное от войск. «Еще немного, — понял Федор, — и пробьемся! Нужен еще один удар». Что происходило позади него и в центре, держится ли Кумах, он не смог заметить, находясь в гуще сражения. Но что бы там ни было, его атака могла решить все.

В этот момент впереди слева раздались дикие крики радости — это кельты окончательно сломив оборону на своем пути, прорвались в тыл этолийской фаланге чуть раньше него самого. С ними были и десятки скифов, чьи копья и высокие шлемы Федор заметил уже позади строя этолийцев.

— Ну вот и все! — сплюнул Федор, скорее почувствовав, чем увидев, пробежавшую по лицам этолийских фалангитов тень, предвестницу поражения, — пора и нам поставить точку в этом деле. За мной, ребята!

Удар морпехов, воодушевленных первым успехом кельтов, смял остатки этолийской фаланги на этом краю фронта и пробился к неприятелю в тыл. Благодаря быстрому перемещению, которое теперь стало возможным, Чайка обошел построения этолийцев и нанес им удар в спину. Теперь весь левый фланг, еще недавно так отчаянно атаковавший карфагенян, оказался зажатым между силами Кумаха и Федра.

— Еще немного и я окружу весь этот фланг! — ликовал Федор, орудуя клинком впереди своих пехотинцев, — и плевал я на македонскую стратегию[8]. Филипп просто лопнет от зависти.

Продолжая развивать успех, Чайка вскоре заметил, что на вершине ближайшего холма в этолийском тылу построен небольшой отряд пехотинцев — человеке триста, — который ведет себя как-то странно. Этот отряд прикрывал несколько шатров, поставленных на холме. Видимо там находились командиры, следившие за сражением. От холма к городу вела широкая дорога. Но вместо того, чтобы атаковать прорвавшиеся силы Федора и заткнуть брешь, этот отряд, похоже, собирался отступать к городу как раз по той самой дороге. «Уж не Агелай ли собрался сбежать от нашего праведного гнева? — пришла шальная мыль в голову Федора, — так надо его остановить, пока не поздно».

— А ну-ка, бери свою хилиархию и за мной, — приказал Чайка находящемуся рядом командиру, выводя часть сил из боя. И махнув рукой в сторону бесформенных остатков фаланги, добавил, — с этими расправятся остальные.

Морпехи, приняв опять боевой строй, почти бегом направились вверх по холму. Заметив их движение, неприятель засуетился, но, к удивлению Чайки, никто не был выслан, чтобы ему помешать. Напротив, все этолийские пехотинцы дружно покинули холм и направились к городским воротам, видневшимся буквально в паре километров.

Преодолев половину подъема, Чайка обернулся, чтобы окинуть взглядом панораму боя и все понял.

— Теперь ясно, почему Агелай решил бежать, — проговорил он, остановившись на мгновение посреди песчано-желтого холма, — тем более нельзя дать ему улизнуть в город. Быстрее, орлы!

И побежал впереди всех к вершине холма, так быстро, как позволяли ему доспехи и уже порядком уставшее в сражении тело.

То, что он увидел внизу, объясняло поведение стратега этолийцев. На правом фланге пехота македонцев почти уничтожила своих многочисленных противников, и чтобы приблизить победу на помощь ей прибыла тяжелая конница во главе с самим царем. Филипп, — воин в золотых доспехах с белым плюмажем на шлеме, — был отчетливо виден впереди большого, около трех тысяч всадников, отряда катафрактариев. Он размахивал разящим мечом направо и налево, срубая головы, и его отряд быстро пробивал себе дорогу среди этолийской пехоты, рассекая ее на части словно волнолом. И, хотя этолийцы сражались из последних сил и до сих пор не побежали, до окончательной победы Филиппу оставалось немного. Скорый прорыв тяжелой конницы македонцев в тыл фаланги был неизбежен.

Центр этолийской фаланги, защищенный «противотанковым заграждениями», умудрился отбить атаку боевых слонов и ахейцев, но был изрядно потрепан. Защитникам Ферма удалось остановить продвижение войск противника, только лишившись двух третей своих солдат. Поэтому лишь несколько шеренг гоплитов прикрывали сейчас центр теснимого со всех сторон войска. Его правый фланг разбил Федор Чайка со своими кельтами, и сейчас он развивал наступление вместе с морпехами, пытаясь замкнуть окружение оставшихся на поле боя этолийцев. Однако не только Федор заметил бегство стратега Агелая, поверившего в скорое поражение. И это означало, что этолийцы вот-вот могли вообще показать спину и начать беспорядочное бегство, вслед за своим военачальником, бросившим армию. Это означало бы победу, но сам Агелай мог в суматохе успеть укрыться за стенами города, и тогда падение союза отложилось бы еще на некоторое время, а Федор этого не хотел. Он решил покончить с этим надоевшим делом как можно быстрее.