Освобождение

Тони хватается за шприц, ширяется, ждет прихода. Еще раз проверяет ее пульс.

Она по-прежнему мертва.

– Ах, нет! – восклицает она теперь. – Ой-ой! Ты меня убил, да? Ой-ой-ой!

Тони встает и, рыдая, перекидывает ее тело через плечо. Она такая легкая, такая пугающе легкая. Рыдая, он находит два кирпича и засовывает их в карманы ее платья. Рыдая, проходит сквозь огонь, полыхающий в доме, выбирается на улицу и относит тело к воде.

– Нет, – говорит она теперь. – Нет.

Одна стена хижины внезапно обваливается. Потом вторая, а следом и крыша. Третья и четвертая стены коттеджа тоже падают. Она остается одна в центре пожара: огонь не трогает ни ее саму, ни ее одежду.

Она поднимает голову.

– Я была не мертва. Я была жива, когда ты бросил меня в озеро.

– Да, моя Королева, – неслышно отвечает фавн сквозь грохот разрушения. – Именно поэтому вам грозит такая опасность.

С оружием они почти закончили. Сами пушки, разумеется, лежали в клетках под замком, в «безопасном месте» – в другой части огромного склада. Впрочем, при большом желании любой мог туда проникнуть и разжиться всем необходимым для кровавой бойни среднего масштаба.

Адам и Рене открывали двойные замки клеток, а Карен залезала внутрь со сканером, пытаясь как можно скорее покончить с неприятным делом. Но спешить тут было никак нельзя: если обнаружится недостача, придется вызывать полицию. Впрочем, сам факт, что инвентаризацию в отделе оружия проводят трое несовершеннолетних, тоже заинтересовал бы полицейских – куда ни плюнь, всюду сплошной криминал.

– Ненавижу оружие, – повторила Рене.

– А у нас пушек шесть дома, – сказал Адам.

Рене потрясенно вытаращила глаза. Он пожал плечами.

– Папа с братом – охотники.

– Но ты-то нет, – заявила она скорее приказным, нежели вопросительным тоном.

– Кому придет в голову взять с собой на охоту такого сына и кого-нибудь при нем убивать? Первые четыре раза я рыдал, на пятый меня оставили дома.

– Господи, ну и семейка, – сказала Карен.

Адам вздохнул:

– Сегодня утром я узнал, что подружка Марти залетела.

Тут обе потрясенно умолкли.

– В этом их суперхристианском универе?

– Ага.

– Чем жестче мораль, тем проще ее прогнуть, – сказала Рене. – Так моя мама всегда говорит.

– Причем девчонка черная, – сказал Адам. – И очень, очень симпатичная.

– Боже, у них будут такие красивые дети, – охнула Карен почти с омерзением. О физической привлекательности Марти давно ходили легенды – даже после того, как он окончил школу.

– Или безобразные, – сказал Адам. – Если два гена красоты взаимно уничтожатся.

– Так что они решили делать? – спросила Рене.

– А ты как думаешь? Поженятся, нарожают еще красивых или безобразных детей, он станет проповедовать в церкви и нагонять на людей тоску, а те все равно будут с удовольствием приходить каждое воскресенье – просто чтобы на него полюбоваться. – Он запер последнюю клетку с огнестрельным оружием, и они с Рене переключились на охотничьи луки. – Красивым быть проще.

Карен и Рене согласно хмыкнули. У обеих не было парней. Они клялись, что наверстают упущенное в универе, где парни «хоть немного повзрослее». Ну-ну. Если судить по Марти – единственному студенту, которого Адам близко знал, – перспективы у девчонок не самые радужные.

Карен посмотрела на телефон.

– Тебе через десять минут уходить. Хочешь, замедлимся, чтобы ты не успел поговорить с Уэйдом?

– Да ладно, лучше уж сразу отмучиться, – сказал Адам, отдавая ключи Рене. Замки на луках были куда проще, чем на огнестреле. – Но спасибо.

– Увидимся вечером? – спросила Рене, опять застенчиво.

– Ну да. А что?

Она пожала плечами.

– Да так… приятно знать, что ты там будешь.

Внутри у Адама сразу потеплело. В словах Рене не было никаких намеков, никакого подтекста. Она сказала то, что имела в виду – просто и открыто. От этого Адама накрыло такой волной чувств, что он опять с трудом сдержал слезы. Ну и бред!..

– Ага… Я-то точно буду.

Он помахал им на прощанье и пошел к кабинету Уэйда на другом конце склада. Надо же, первое приятное чувство за день! Осадочек после разговора с Марти никуда не делся, но еще не все пропало – глядишь, к концу дня и забудется. Позитивного настроя хватило ровно на минуту: из двери кабинета высунулся Уэйд.

– Проходи и садись.

– А надо?