Освобождение

Она идет мимо, а они один за другим замертво падают на пол своих камер. Фавн в спешке подлетает к погибшим и возвращает их к жизни, зная, что они будут проклинать его за это в своих снах.

Вот на что способна Королева. Вот почему ей нельзя приближаться к тем, кому нельзя видеть ее истинный облик. Вот зачем на заре мира были заключены те соглашения. Но даже древние соглашения не спасут мир, если фавну не удастся вернуть Королеву домой.

Впрочем, самого ужасного он не увидит. Его она убьет в первую очередь. Однако фавн дорожит этим миром, своей жизнью, а главное – жизнью Королевы. Он еще может все исправить.

Именно поэтому он вновь и вновь воскрешает убитых Королевой. Так они идут вдвоем по длинному тюремному коридору: она несет смерть, он – жизнь.

Человек, который ей нужен, ждет в последней камере.

Фавн знает, что конец близок. Но как все произойдет?

Она подходит к камере. Души Королевы и девушки по имени Кейти так тесно переплелись, что непонятно даже, кто из них обращается к узнику.

– Здравствуй, Тони, – говорят они. – Ты меня убил.

7 Встреча

– Ох, Адам! – восклицает Анджела, ставя последние пиццы на конвейерную ленту, которая увезет их в печь.

– Да уж.

– Господи!

– Ага.

– Думаешь, твои родаки могут сюда приехать? Они же знают, где я работаю. Эмери иногда готовит здоровенные заказы на толпу подростков из вашей церкви.

На экране телефона высвечивались все новые и новые сообщения – «Немедленно возвращайся» на разные лады. Но ни одного звонка не поступало. А потом, как ни странно, позвонил Марти. И еще раз. И еще. Наконец и он скинул сообщение: «Хотя бы напиши, как ты, бро».

– По ходу, они ждут моего возвращения, – сказал он. – Я должен вернуться по собственной воле. Как блудный сын.

– Дурацкая история, – сказала Анджела. – Хорошему брату, значит, ничего, а плохому все плюшки – только извиниться разок пришлось.

– Угу. Зато он вернулся домой. Навсегда. Ну и плевать. – Адам не сводил глаз с засаленного пола кухни. – Я уже дома.

– Ой, вот только этих пиксаровских соплей не надо, а? – Она села рядышком, совсем как утром. Адама до сих пор трясло. – Вовремя я тебе сообщила о своем отъезде…

– Не, нормально. Лучше уж сразу отстреляться.

– Правда?

– Наверное, нет.

– На вечеринку-то еще хочешь идти? Или уже не очень?

– Домой я точно пока не хочу.

– Можем ко мне поехать. Ты же знаешь, моя мама всегда на твоей стороне.

– Может, она и меня в Нидерланды отправит?

– Было бы круто.

– Ага. Размечтались.

Минуту-другую они молча смотрели, как на пиццах тает сыр.

– Ну, и что дальше? – серьезным тоном спросила Анджела. – Рано или поздно тебе придется вернуться домой.

– Угу. Пойдешь со мной?

– Конечно. Я же им нравлюсь. Прикрою тебя своим телом.

– Ну, а потом… Фиг знает. В христианскую школу переведусь, наверное.

– Тогда не видать тебе секса как своих ушей.

– Даже не знаю, чего еще ждать от родителей.

– Может, заставят тебя лечиться от гомосексуальности?

– Пусть попробуют – я на них в суд подам. За жестокое обращение с несовершеннолетними.

– Ого, кто-то разозлился не на шутку.

– Что поделать, день такой. И в этом ведь вся фишка, да? Они могут делать что хотят и быть самими собой, а я вынужден молча это терпеть. Но и они, в свою очередь, вынуждены терпеть меня. На меньшее я не согласен.

– Правильно! Так их! – Потом, уже тише, Анджела добавила: – А было бы круто, да?

Телефон опять завибрировал. Сообщение от Марти: «Вернись. Пожалуйста».

– Ну, зато они отвлеклись от этой истории с внуками. Тоже хорошо, – сказал Адам.

– Большой день для семьи Тернов. – Анджела положила руку ему на спину. – Я серьезно: тебе ничего не грозит? Они ведь не могут тебе… ну, навредить? По-настоящему?

– Сегодня мне казалось, что он меня вот-вот ударит. Я даже на это надеялся. Тогда бы всем стало ясно, что он плохой человек.

– В принципе это и так ясно.

– Ну… Просто у него есть вера. И эта вера много для него значит.

– Когда вера становится важнее детей, это плохо.

– Не все так просто, Эндж.