— Мы целуемся, обжимаемся. Я начинаю заводиться. И тут я тянусь к ней под юбку. У телки член больше моего. Да ну нахрен! Выходит, я целовался с чёртовым, в смысле... простите меня, святой отец. С грёбаным трансвеститом!
Я напрягаю мышцы лица, чтобы не выдать свою реакцию. Не столько потому, что он целовался с тем, кто, как он понял, был парнем, сколько потому, что ему это явно не понравилось.
— Мне известно, что Бог против геев, и все такое, так что, я теперь попаду в ад? В смысле, я ничего не сделал. Но мне очень этого хотелось. Знаете, для чувака эта цыпочка была очень горячей.
— Бог не против геев. И нет, Вы не попадете в ад, — это все, что я могу сказать ему, не расхохотавшись.
— Хорошо. Потому что, если бы моя жена узнала, что я чуть не трахнул какого-то трансвестита, она бы, наверное, со мной развелась.
Мне ничего не остается, как нахмурившись глядеть на этого парня и мысленно заставлять себя не качать головой. К счастью, машина тормозит перед домом приходского священника, и когда я лезу в задний карман, чтобы заплатить за проезд, таксист отмахивается от денег.
— За счет заведения, святой отец. Мне нужно поработать над своей кармой.
— Очень признателен, спасибо, что подвезли.
Я беру две свои небольшие сумки и выхожу из машины.
Бросив их за порог, я спешу к церкви, по пути поправляя брюки и рубашку. Через заднюю дверь я пробираюсь в неф, где перед небольшим скоплением людей стоит отец Руис и проводит погребальную литургию. В первом ряду сидит Айви, на ней элегантное черное платье и черная шляпка-берет с прикрывающей лицо вуалью. Я стараюсь не смотреть на ее гладкие ноги в тонких черных чулках, у которых сзади, вне всякого сомнения, проходит черный шов. Мы не виделись с ней почти неделю, и я поражаюсь, как при одном только взгляде на нее меня стремительно покидает сила воли. Вся моя новообретенная решимость держаться подальше от этой женщины, испаряется без следа.
Айви меня замечает, поворачивается в мою сторону, и я вижу сквозь ее вуаль ярко-красную помаду.
Не прерывая службу, я проскальзываю на стоящую рядом пустую скамью и стараюсь, сидя перед прихожанами, не бросать взгляды на Айви.
Спустя добрых полчаса, Айви направляется к аналою, чтобы произнести надгробную речь в честь своей бабушки. Наконец-то у меня появилась возможность впиться в нее глазами, и, пока она промокает глаза салфеткой, больше всего на свете мне хочется подхватить ее в свои объятья. Она нервничает, стоя перед толпой, и ее руки дрожат, словно листья на хрупкой ветке.
—
В конце мессы, во избежание каких-либо подозрений, я возвращаюсь в свой кабинет. Мне следовало бы заняться кучей накопившихся за время моего отсутствия бумаг, но вместо этого я таращусь в окно своего кабинета на холмик рыхлой земли, под которой, в вонючей выгребной яме, сейчас разлагаются два трупа.
Через двадцать минут позади меня щелкает дверь, и, повернувшись, я вижу вошедшую в кабинет Айви.
— Ты решила её кремировать, а не хоронить на кладбище?
Она кивает и откашливается.
— Как там Нью-Йорк? — спрашивает Айви, в ее голосе все ещё слышатся слезы.
— Без изменений. Как у тебя дела?
Прислонившись к двери, она пожимает плечами.
— Бывают дни хорошие. Бывают плохие.
— Прости, что меня не было с тобой на этой неделе. Мне следовало остаться.
— У тебя тоже были семейные дела. Я понимаю, — Айви неторопливо проходит по комнате и, обойдя мой стол, приближается к окну с другой стороны, от чего у меня под ребрами начинает бешено колотиться сердце. — Я никак не могу выбросить его из головы.
Нахмурившись, я опускаю глаза и вижу, что сзади у нее на чулках действительно проходит черный шов.
— В каком смысле не можешь выбросить его из головы?
Айви не отрывает взгляда от окна.
— Именно так, как ты и говорил. Он мне снится. Я слышу его голос. У меня такая паранойя, что на этой неделе я трижды приезжала сюда, чтобы убедиться, что он не выполз из этой ямы.
— Айви, ты не можешь все время сюда возвращаться. Кто-нибудь может незаметно за тобой следить.
Наконец, она поворачивается ко мне лицом.
— Например, кто?
— У Кэлвина было много связей. Уверен, что некоторые из них начнут задавать вопросы. Вынюхивать.
— А если они придут за мной? Что тогда?
Не в силах справиться с собой, я скольжу взглядом по ее ногам вверх-вниз.
— Я этого не допущу.
— Тебя не было всю неделю. Это уже могло произойти.
— Теперь я здесь.
— И что же ты будешь делать, Дэймон?
Айви неторопливо подходит ко мне, и я машинально бросаю взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта. По моей рубашке пробегают кроваво-красные кончики пальцев, напоминая мне о том, чего я был лишен последние несколько дней.
— Будешь каждую ночь спать в моей постели? Или запрешь меня в доме приходского священника?
— Если потребуется, то да.
Мне нравится наша с ней маленькая игра, но только не здесь.
Ее ногти скользят по моей шее, и я напрягаюсь при мысли о том, как они царапают мою мокрую от пота спину.
— А если нас поймают?
Схватив ее за запястье, я чувствую, как бьется под моими пальцами ее пульс.