Освобождение

– Пойдёмте, господа, пойдёмте, вы же не зря ко мне пришли и даже дожидались. – Сорокин обернулся к Доре: – А если бы я не забыл деньги дома и поехал к вам, так и ждали бы здесь всю ночь?

– Ну, ночь не ночь… – неопределённо промычал Лычёв.

– Ладно, господа…

Оказалось, что он не только не выключил примус, но и не закрыл входную дверь, так спешил к Родзаевскому со своей новостью.

Синий эмалированный чайник был пуст, подкопчён снизу и ещё не остыл. Сорокин налил воды и, пока он это делал, думал: «Зачем пожаловали в такое время?»

Лычёв присел на край кровати, Дора – на край единственного стула. Сорокин стоял к ним спиной. «Сколько же ему лет, Лычёву? Шестьдесят пять – шестьдесят семь, а выглядит… и здоров, и сух, и строен… шашкой небось и сейчас может располовинить от плеча и до седла… а Дора, ничего в ней не осталось ни от казачки, ни от содержанки…» Он мельком оглянулся: в его комнате на краю стула сидела только-только начинающая стареть красавица: на полуоткрытых, в шёлковых чулках коленях она скромно держала руки в тонких перчатках, сквозь которые угадывались кольца и перстни; на коленях у неё лежала сумочка, дорогая, из кожи питона; блузка на груди была заколота геммой из слоновой кости, на гемме были искусно вырезаны две обнявшиеся обнажённые гречанки, туники которых лежали у ног.

– Ну вот! Через пять минут смогу напоить вас чаем! – сказал Сорокин и повернулся.

– Чай – это для господ, Михал Капитоныч, или интеллигенции! А мы – попроще, нам и водочка сойдёт! – отреагировал Лычёв.

Дора строго покосилась на него:

– Не держим-с, давно-с!

– Да! Ведомо нам сие! А про то – при себе имеем-с! – сказал Лычёв и вынул из заднего кармана брюк блестящую стальную плоскую фляжку. – Стакан найдётся?

– Это – да! Вот только с закуской плоховато, жара, всё моментально прокисает.

– Это ничего! Курить можно?

– Сколько хотите…

Лычёв приложился к горлышку, вынул накрахмаленный платок и приложил его к губам. Сорокин поставил на стол бесполезный уже стакан и с сожалением вспомнил о своей давно утерянной фляжке, подарке леди Энн.

– Ну что? Тогда к делу?..

Лычёв кивнул, прикуривая папиросу, Дора Михайловна тоже достала тонкую сигаретку и вставляла её в мундштук.

– Не про «Отчизну» же вы пришли говорить так поздно? Кстати, об «Отчизне», не обратили внимание на то, что далеко не все фамилии видных людей, тех, кто рядом с японцами, упоминаются в её передачах…

– Не обратил, – отмахнулся Лычёв, – сейчас не до этого…

– А до чего или до кого?

– Адельберг!

Сорокин удивился.

– Адельберг? – переспросил он. – Который?

– Старший!

– А что старший? Чем он вам не угодил? Насколько мне известно, у японцев он в чести…

Лычёв сквозь дым смотрел на Сорокина.

– Мне? Ничем! А тому, о чём мы будем говорить, вы были свидетелем!

Сорокин выключил вскипевший чайник и присел на край стола.

– Я? Я здесь при чём? И чему «тому»?

– Вспомните-ка, что сталось с тем золотом, которое вы сопровождали вместе с ним, в двадцатом?

Сорокин сообразил за секунду.

– Ах вон оно что? Всё просто, его забрали чехи, и паровоз и вагоны. Только, по-моему, они даже не знали, что там золото. Я потом об этом узнал, им нужен был транспорт, а обнаруженное столь счастливо золото они сдали в свой Национальный комитет. Это всё, что мне известно!

– А на что Адельберги так хорошо жили всё это время, ведь с дороги его выгнали красные ещё в двадцатом пятом, а в Беженском комитете сколько платят?

– Насколько мне известно – нисколько!

– Вот то-то и оно! – Лычёв снова приложился к фляжке, Дора Михайловна скривила губы и спросила его:

– Сергей Афанасьевич, а ты рассказать-то успеешь?

– Всё, Дора, больше не буду, – ответил Лычёв и затолкал фляжку в карман. – Вам эта история, скорее всего, неизвестна, однако я знаю, что в двадцать четвёртом, летом, когда Адельберг был в партии на Малом Хингане, у него была любопытная встреча с китайскими контрабандистами, которые должны были доставить это золото мне, моё золото… После этого Адельберг уже не зарабатывал ни копейки, видимо, ему не нужно было, а его красавица жена даже бросила преподавать в танцклассе, жили скромно, но и не бедствовали.

– Может быть, и так, да только я-то что? Что от меня требуется?

– Очень просто, Михал Капитоныч, требуется только не спускать с него глаз. Если моё золото у него, значит, он пойдёт его доставать, не останется же он здесь, когда придут красные…

– Что, кто придёт?

– Смеётесь?! Нам с границы хорошо видно, сколько они пригнали эшелонов с войсками и вооружением! Или просто так, укреплять свои дальневосточные рубежи? У них и на западе забот много! Сколько надо после войны с Германией всего отремонтировать и заново построить? А здоровые мужики, да ещё с боевым опытом – здесь! Прохлаждаются на амурских рыбалках или лимонник в тайге заготовляют?

– Да-а! – задумчиво произнёс Сорокин. – Логика в этом есть! А мой какой интерес?

– Соблюдём ваш интерес, – сказала Дора Михайловна.

– Соблюдём, не извольте беспокоиться! – подтвердил Лычёв.

– А всё-таки откуда такие догадки? Относительно Адельберга!