Освобождение

– Непременно, Михал Капитоныч, непременно! Как минимум на трёх машинах, пусть через каждые два часа переезжают с места на место, чтобы глаза не мозолить, однако я думаю, что нам надо бы поле зрения переменить…

Сорокин посмотрел на него.

– Думаю, что нам надо не особняк охранять, даже ежели Сам поставил такую задачу, а…

– А что?

– Воздух! Воздух кругом этого особняка!

– Как – воздух? Зачем?

– А затем, Капитоныч, что не за теми, кто в особняке, надо смотреть…

– А за кем? – спросил Сорокин, хотя он уже начал понимать своего визави…

– А за теми, кто может появиться, как и мы, вокруг!

– Ты думаешь?

– Чую!

– Хорошо, начнём с завтрашнего дня! Сам походи, разведай, что к чему!

«Почему с завтрашнего?» – удивился Мироныч, но согласился.

Утром Степан распределил людей: у жандармерии, БРЭМ, миссии и гостиницы, где поселился японский знакомый Енисея – и поехал на встречу с китайскими подпольщиками.

Переводчик, неплохо говоривший по-русски, переводил его слова:

– Нам нужно несколько скрытых постов для наблюдения, нас мало, и мы быстро примелькаемся…

– Что это должно быть? Что такое скрытые посты? – спросил главный подпольщик, он чем-то напоминал Степану его друга и братку Саньгэ – худой, стройный, с умным взглядом, только, в отличие от Саньгэ, в хорошем дорогом европейском костюме; с яркими стрелочками аккуратно подстриженных усов и шёлковым платком, которым он иногда промокал уголки губ.

– Лучше всего – это снять квартиры в домах напротив наших объектов наблюдения.

– Это можно, – сказал китаец, – только дайте адреса.

Степан разложил план города:

– Вот здесь, здесь, здесь и здесь. – Он стал тыкать пальцем в линии улиц.

– Так скоро мы не успеем. Может, где-то можно использовать чердаки? Хотя это не самый лучший способ… Пока можем предложить несколько легковых автомашин… Устроит?

Степан подумал.

– Устроит, пока…

– Есть хорошие водители?

– Мы сами хорошие водители.

После инструктажа бригады, отпустив Мироныча на осмотр окрестностей и подходов к особняку на Гиринской, Сорокин поехал к Родзаевскому. Рикша бежал ни шатко ни валко, и не было плётки его подогнать, а это было бы забавно. Сорокин представил себя с плёткой, сидящим за спиной рикши, и улыбнулся. Он относился к китайцам никак – не скот, конечно, но и не люди, почти, хотя отношения к ним японцев он тоже не одобрял – жестокое, до озверелости, – но всё же не скот. Но и не люди.

Ехать было прилично, база его бригады филёров находилась в середине Старохарбинского шоссе, поэтому надо было пересечь Новый город с юга на север, переехать через виадук и пилить по Диагональной. К западу от неё находился посёлок Нахаловка, где и был тот самый домик – конспиративная квартира Константина Родзаевского.

Дверь оказалась запертой, и в доме было тихо.

«Ушел, и слава богу! Ну что? Ехать в миссию или вместе с Миронычем поглядеть окрестности на Гиринской?» Рикшу он отпустил, потоптался около дома и вдруг вспомнил ночной разговор с Лычёвым и Дорой Михайловной.

«Как же я о них забыл? А ну-ка, смотаюсь на Шестнадцатую, неужели она действительно свернула дело и всех распустила или отправила?»

В такси он стал вспоминать вчерашний вечер: передачу американской радиостанции, приезд к Родзаевскому, нежданную встречу с престарелыми любовниками и рассказ Лычёва про золото и Адельберга. И вспомнилась мысль, которая пришла ему в голову после известия об американской бомбардировке и письма Родзаевского Сталину, которое почему-то уже перестало его волновать: «Неужели это и есть конец войне?»

Харбинцы, особенно те, кто интересовался, понимали, что если союзники свалили двух участников оси Рим – Берлин-Токио, а США до сегодняшнего дня находятся в состоянии войны с третьим, то, конечно, кто-то должен свалить и его. Мало кто сомневался, что война ещё не окончилась и кто-то должен стать в ней победителем – в её последней фазе. А может, это снова будет Сталин? Не зря Лычёв упомянул о переброске Советами войск на Дальний Восток.

Такси ехало, как рикша, небыстро, сначала Сорокин хотел поторопить водителя, а потом пришло ленивое спокойствие, и он только смотрел на людей на тротуарах и думал. Людей было много, уже была середина дня, и самый центр деловой части города, как всегда, был шумным и активным, но, как показалось Михаилу Капитоновичу, люди были уже не те, по сравнению с собой же хотя бы полгода назад: мало того что харбинцы стали нервными, нервными стали и японцы.

«Чем же всё-таки американцы так «порадовали» японцев? Что это за бомба такая атомная или атомная – «ньюклеа бом»?