– Ладно, не хочу накаркать, но я хотела бы обсудить пару вопросов до того, как приняться расхваливать миссис Баттерсворт[21]
. Во‑первых, что за блинчики? Где? Что если мы появимся на завтраке в Сен‑Квентин[22]?– Какая‑то проблема?
– Я так полагаю, что ты не смотрел «Переступить черту»[23]
. Тюрьма, Джастис.– Сен‑Квентин или другая тюрьма, или вообще завтрак оборотней, – она помолчала. – А оборотни вообще едят блинчики?
– Не знаю, – сухо ответил он. – А знаю я, что в любом случае то, что мы уже не будем находиться в пещере глубоко под землей, в ловушке завала, явится улучшением наших теперешних условий.
– Понятно.
– Держи меня за руку, – приказал он.
Она схватила его руку и закрыла глаза. Кстати о сумасшедших, она может оказаться в обитой войлоком палате вместе с ним.
– Какого черта. Вкусные, мягкие блинчики, от которых исходит пар. Масло – настоящее масло, а не маргарин – тает и стекает с них. Кленовый сироп прямиком из Канады, налитый на блинчики, струится с блинчиков на тарелку…
Ее прервал его крик, но она не почувствовала никакого временного перемещения, как тогда, когда они попали сюда. Она открыла глаза и поняла, что ничего не изменилось. Они всё еще в пещере. Всё еще нет выхода.
Он не перенес их к блинчикам, несмотря на то, что ее воображение передавало насыщенный, аромат масла и кленового сиропа. На мгновение ее плечи опустились, но потом она попыталась не наседать на Джастиса.
– Это лишь первая попытка. Мы можем попробовать снова, – сказала она, добавив в голос немного оптимизма.
Но он совсем не обращал на нее внимания. Он смотрел на землю. Она взглянула вниз и рассмеялась.
Рядом с ними появилась идеально расстеленная скатерть. Тарелки с блинчиками, беконом, яйцами, сосисками покрывали каждый ее дюйм. Рядом с пустой тарелкой лежала аккуратно сложенная газета, открытая на страницах финансовых новостей, а сверху – очки.
– Ну что же, – дипломатично заметила она. – По крайней мере, ты перенес к нам блинчики. В следующий раз, возможно, ты сможешь поработать над доставкой кофейника.
Выражение ужасного возмущения на его лице заставило ее беспомощно рассмеяться. Она сложилась вдвое, схватившись за живот обеими руками, и смеялась, пока слезы не полились у нее из глаз. Может, это была истерика, может – усталость или потолок стресса, который не стоило переживать спокойному археологу. Или всё вместе охватило ее сразу, и она смеялась до боли в ребрах.
В какой‑то момент она услышала тихий звук и, вытирая глаза, посмотрела и увидела, что Джастис хихикает. Это не было полноценным смехом, и не смешком. Но, по крайней мере, он хихикал.
Это было началом. Этот мужчина обладал чувством юмора. Она могла с этим работать.
Глубоко дыша, чтобы успокоиться до того, как смех превратиться в икоту, она плюхнулась на край скатерти и взяла вилку.
– Эй, если мы окажемся в тюрьме за воровство блинчиков, мы можем ими насладиться.
Его глаза потеплели, превратившись в растопленный нефрит, и она затаила дыхание. Странно, насколько что‑то такое простое, как цвет глаз, могло так затронуть ее чувства.
– Я согласен. Я также умираю с голода.
Когда он сел рядом на другой стороне скатерти, Кили положила в рот кленовое блаженство и едва ли не замурлыкала, молчаливо благодаря повариху, которая, вероятно, теперь стояла посреди кухни с открытым от удивления ртом.
– Ох, ух ты! Это чудесно.
Он кивнул, выглядя действительно счастливым.
– В пустоте не готовят домашние завтраки, – сказал он хрипловато.
– О, я не… я не хотела лезть не в свое дело. Но если ты хочешь рассказать мне об этом, я с удовольствием послушаю, – предложила она, положив вилку на край тарелки.
Его челюсть напряглась, потом он расслабился. Что‑то темное мелькнуло в его глазах до того, как он, наконец, кивнул.
– Может быть. Может быть, ты должна узнать. Я не всегда был похитителем симпатичных археологов.
Его улыбка была неуверенной, но свидетельствовала об огромном прогрессе, и она не могла не улыбнуться в ответ.
– Ешь, или я тебе ничего не расскажу. Ты такая худенькая, что легкая волна может сбить тебя с ног, – предупредил он ее.
– Я сильнее, чем выгляжу, – ответила она, но снова взяла вилку и воткнула ее в мягкую горку омлета.
Джастис в молчании поедал здоровую порцию завтрака, потом отставил тарелку в сторону.
– Ты видела моего… короля.
Она кивнула.
– Твоего отца.
Его лицо исказилось.
– Да, если хочешь. Не то, чтобы этот человек выказывал ко мне что‑то кроме презрения. В любом случае, ты знаешь о заклятии – проклятии, согласно которому я не мог никому раскрыть обстоятельства своего рождения.
– Но ты же рассказал, не так ли? – сказала она, сложив всё, что слышала от других во время хаоса у портала. – Ты сказал им, когда принес себя в жертву, чтобы спасти своего брата и всех остальных.
– Самопожертвование – слишком благородное слово. Я сделал то, что сделал бы каждый, после того, как оценил бы ситуацию и разработал стратегию.