Назавтра после полудня мы в молчании и молитвах отправились в трехчасовой поход до деревни шамана. Подойдя к ней, мы решили утроить получасовой привал, чтобы подготовиться с помощью медитации и составить список вопросов, ответы на которые надеялись получить во время обряда. Уже тогда я знал, что увиденное мною откроет мне глаза на суть моей жизненной миссии.
После медитации мы продолжили путь. Дойдя до широкой и довольно глубокой речки с быстрым течением, мы разглядели на другом берегу несколько удивленного индейца в набедренной повязке, молча наблюдавшего за нашим приближением. Вслед за проводником мы по одному перешли речку по переброшенному через нее дереву, затем, минуя небольшое ущелье, поднялись на возвышенное плато, где располагалась деревня. Оттуда открывался удивительный вид на бесчисленное количество притоков Амазонки.
Местные приветливо встретили нас и указали место, где нам можно было поставить палатки, – чуть в стороне от хижин, рядом с огородами. После того как мы закончили ставить палатки, нам еще раз объяснили суть грядущей церемонии. Нужно было решить, кто из нас первым примет натем, а кто будет им помогать. Помощникам следовало сопроводить путешественников до подходящего места в лесу и обеспечить их безопасность во время церемонии и при возвращении.
С высокой скалы открывался чудесный вид на освещенные прощальными лучами закатного солнца бесконечные леса и реку, шириной, должно быть, в сотни метров. В благоговейном молчании мы ждали ночи и начала церемонии. Где-то через полчаса нас пригласили в хижину шамана и попросили присесть на скамейки, расставленные по стенам комнаты. Хижины индейцев-ачуар представляют собой навесы, покрытые сверху пальмовыми листьями, так что, по сути, мы сидели на открытом воздухе.
Инструктор нашей группы предложил мне первым принять натем. Я согласился и пересел поближе к шаману, одетому в традиционный наряд с оранжевым оголовьем из перьев попугаев. Погруженный в тихую песню-молитву, он благословлял неоново-оранжевое варево, томившееся на огне большую часть дня. Еще несколько раз с любовью перемешав натем и доведя его тем самым до готовности, он наконец обернулся и поприветствовал нас.
Шаман попросил меня сеть на табуретку перед ним и благословил меня пером. Пристально глядя мне в глаза, он наполнил красивую глиняную чашу оранжевой жидкостью. Передав ее мне, он пояснил переводчику, что я должен залпом выпить все до последней капли.
Чаша была полна до краев, и мне стоило труда не разлить ее. Нас предупреждали, что натем – напиток горький и выпить его одним духом может быть непросто, однако он оказался не так уж плох. Тем не менее выпил я его хотя и быстро, но все же с трудом, поскольку мой желудок, изнуренный голоданием, напрочь отказывался принимать что-либо.
Опустошив чашу, я прополоскал рот водой и вернулся на свою скамью в ожидании путешествия.
Со своего места на скамейке я прекрасно видел, какие порции шаман наливал каждому из участников. Непонятно почему, но большинство из моей группы получило напитка в разы меньше, чем я, хотя почти каждый из них весил больше меня и постился меньше. Было очевидно, что меня ожидает невероятный аттракцион.
Когда последний из нас допил свою порцию, шаман предупредил, что действие напитка начнется примерно через час и продлится приблизительно столько же. При первых же признаках начала путешествия помощники отведут нас в лес, где мы сможем очиститься и наконец увидеть то, что нам послано.
Через пятнадцать минут все сосуды а моем теле начали вибрировать, кровь словно наполнилась статическим электричеством, затем начала кружиться голова. Я сказал об этом своему помощнику Ларри. Он же уверил меня, что это лишь мое воображение, потому что пятнадцати минут слишком мало для того, чтобы напиток возымел действие. Однако, когда я признался ему, что меня тошнит, он без дальнейших препирательств помог мне выйти из хижины, и мы направились к лесу. Все кружилось перед глазами, желудок протестовал, ноги дрожали так, что я не мог самостоятельно двигаться и всем весом опирался на Ларри – а ведь мы не прошли и полпути. Никогда в жизни я не ощущал такого головокружения и полной дезориентации.
У самой кромки леса я упал на четвереньки и меня вырвало. После нескольких сильных приступов рвоты я повалился на спину, благословляя едва покачивающуюся подо мной твердую землю. Тут мне на лоб сел комар и впился своим жалом в мой третий глаз. Путешествие началось.
Я услышал волнообразную вибрацию, словно разом запели миллионы цикад. Звук то усиливался, то затихал, наращивая интенсивность и темп по мере того, как промежутки между пиками сокращались. Я ощущал, как от центра моего тела к голове поднимается энергия. Достигнув макушки, эта нестерпимая, пронзительно острая от нарастающего давления энергия наконец взорвалась, вулканом извергнувшись из моей головы.