Освобождение Эрака (ЛП)

Барабан умолк на несколько минут, но вдалеке он снова услышал гул, теперь все быстрее и быстрее. Затем до него донеслось пение сотен голосов:

Хассаун! Хассаун! Хассаун!

-Кто такой, черт возьми, этот Хассаун? - пробормотал он себе под нос, осторожно продвигаясь вдоль явно ненадежного деревянного бруса.

Он застыл в воздухе, неуверенно протягивая ногу к более прочной платформе, опираясь на руки, так что был совершенно беспомощен, когда услышал голос позади себя.

- Кто ты, черт возьми? И что ты задумал?

Он посмотрел вниз. Алум стоял под ним, лицом к тому пути, которым они пришли. В десяти метрах от них трое воинов Туалаги подозрительно наблюдали за ними. Позади них, мстительно улыбаясь, стоял толстый купец, которого они видели в гостинице прошлой ночью.

Глава 44

Гигантский палач легко балансировал на щите, который несли на плечах четверо воинов Туалаги, когда они пробирались через переполненную рыночную площадь к месту казни. Когда он проходил сквозь толпу, туалаги подняли руки и размахивали оружием, восхищаясь массивной фигурой.

Четверо носильщиков остановились у помоста для казни, и Хассаун легко ступил на него. Как только он это сделал, поднялся еще один взрыв аплодисментов.

Теперь, когда он мог рассмотреть его поближе, Холт понял, что палач действительно был великаном. Он был выше двух метров ростом, и его плечи и тело были сложены в таких же массивных пропорциях. Он взмахнул огромным двуручным мечом, пока тот не поднялся вертикально над его головой, и прошествовал вдоль передней части платформы, не обращая внимания на шеренгу пленников и размахивая мечом перед собравшейся толпой.

Снова раздались крики его имени.

Хассаун! Хассаун! Хассаун!

Он прошел вдоль передней части платформы к дальнему концу, затем снова вернулся к центру, упиваясь восхищением толпы. Затем, оказавшись в центре, он поднял меч на всю длину вытянутых рук, взмахом мощных запястий перевернул его и с глухим стуком вонзил острием вперед в платформу.

Он отступил на шаг, оставив меч медленно дрожать, когда он вонзился в дерево.

Затем он потянулся к шнурку, который стягивал его верхнюю одежду, быстро освободил ее и отбросил прочь от своего тела, позволив ей упасть кучей позади него.

Теперь на нем были только широкие развевающиеся штаны, собранные на талии и лодыжках, и черная хеффия и темно-синяя вуаль туалаги. Его обнаженный торс слегка поблескивал маслом, и теперь были отчетливо видны мускулистые руки, грудь и живот.

Он шагнул вперед и без видимого усилия выдернул меч из дерева, затем закрутил его вокруг своего тела и головы в ошеломляющей серии высокоскоростных дуг и кругов. Он обращался с огромным мечом, как с игрушкой, но для любого, кто знал оружие и мог оценить вес длинного, тяжелого, сужающегося лезвия, это было впечатляющее зрелище, которое красноречиво говорило о силе и координации мышц рук, тела и запястий. Отполированный до блеска черный клинок ловил лучи утреннего солнца, сверкал и слепил глаза, двигаясь так быстро, что временами казался скорее сплошным черным диском, чем узким лезвием.

Хассаун! Хассаун! Хассаун!

Крики раздались снова, и на этот раз к ним присоединились другие арриди, загипнотизированные силой, мощью и харизмой гиганта Туалаги. В конце концов, шестеро из семи пленников, стоявших на платформе, были иностранцами, и у арриди не было причин оплакивать их казнь. Что касается седьмого, то ходили слухи о ранге Селетен, и у жителей отдаленных провинциальных городов вроде Маашавы было мало причин любить Эмрикиров и Вакиров, которые правили провинциями Арриды под его началом. Как заметил Холт несколько дней назад, большинство чиновников в Арриде были коррумпированы и склонны искать взятки, когда имели дело с подчиненными. Селетен был исключением из общего правила, но маашавиты не должны были этого знать. Он управлял отдаленной провинцией, поэтому они не имели о нем никаких сведений из первых рук.

Кроме того, нормальные контакты между подданными и правителями происходили в налоговое время, когда горожане, подобные тем, что жили в Маашаве, должны были сдавать процент от всего, что они заработали или вырастили за год. В такие моменты правительство проявляло мало сочувствия к городу, который мог быть захвачен и разграблен набегами туалаги.

"Мы голодаем, а они толстеют в Марароке",-гласила старая поговорка, и жители Маашавы чувствовали, что в ней есть большая доля истины. Так что, если бы хорошо оплачиваемый, сытый чиновник потерял голову, здесь мало кто бы горевал по этому поводу. С типичным для фермеров фатализмом они рассудили, что всегда найдется кто-то, кто захочет занять его место.

Так что теперь, столкнувшись с дико неотразимой перспективой массовой казни в исполнении такого очевидного художника, как Хассаун, они начали подбадривать и поощрять его к большим подвигам.

Хассаун был рад услужить. Он начал танцевать из стороны в сторону, нанося удары сверху, сбоку и глубокие удары массивным мечом, позволяя ему мелькать и метаться со всей скоростью змеиного языка. Он ходил взад и вперед, слева направо, потом снова налево.