Освобождение Ирландии

— Да не фений я! — в отчаянии воскликнул я. — Студент, учусь на инженера. Мне девятнадцать лет всего.

— Слушай, — прищурился мой сосед, — ты очень похож на Эамонна О’Дуфаха.

— Кого? — переспросил я.

— Эдуарда Даффи на английском, — любезно пояснил мой собеседник.

— Он мой двоюродный брат, — гордо ответил я.

— Тогда понятно, — взгляд моего сокамерника смягчился. — Родственник видного фения для них тоже враг. Хоть ты и говоришь, что не фений. Так что имей в виду.

— А что со мной будет? — поинтересовался я.

— Спроси чего-нибудь попроще. Я-то тут уже три месяца, и не знаю, что будет со мной. Хотя я — фений. Джон Кейди по-вашему. Шон Када по-нашему.

И потянулись день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Утром и вечером нас кормили едой, которую на воле я не дал бы и собаке. Тогда же приносили и небольшой тазик воды, которого едва хватало на то, чтобы помыть руки. Два раза в неделю нас выводили на прогулку; тогда же позволяли помыть лицо в небольшой ванночке, причем той же водой, что и других заключенных. Свиданий мне не разрешали — уж не знаю почему. Наконец, третьего сентября, за мной пришли и отвели меня в суд, располагавшийся рядом с тюрьмой. Там мне сообщили, что меня решено выпустить под залог в десять фунтов — это больше, чем месячный доход моего отца, и что залог уже внесли. А вот обвинения мне так и не предъявили.

Когда я вышел, ко мне подошел незнакомый человек.

— Мистер Галлагер? — спросил он, а когда я кивнул, добавил: — Я от вашего кузена. Следуйте за мной.

Далее — поезд до Голуэя, где меня посадили на корабль, следовавший в Нью-Йорк. Выбор там был невелик — разнорабочий, либо грузчик; для любой другой работы, а также для учебы, ирландский акцент был практически непреодолимым препятствием. На последние деньги я купил билет на поезд до Денвер-Сити, и последующие десять лет провел на Диком Западе, попеременно воюя то с индейцами, то с бандитами, потеряв фениев из виду. А прошлой осенью я вдруг вновь увидел того самого человека, который когда-то встретил меня у Киллмейнхема.

— Здравствуйте, мистер Джонсон! — именно так он представился мне в тот раз.

— На самом деле меня зовут Мак-Брайд, — усмехнулся тот. — Не ожидал вас здесь увидеть. Не хотите ли пропустить по стаканчику? Хотя, конечно, виски здесь паршивый, не чета ирландскому.

Было еще рано, и в салуне почти никого не было, только пианист что-то наяривал на вконец расстроенном инструменте. Мак-Брайд увел меня в другой угол, и после того, как нам принесли виски и бифштексы, сказал:

— Мистер Галлагер, вы что-нибудь слышали про Гуантанамо?

Вот так я и оказался на далекой Кубе, где мне посчастливилось попасть в спецназ майора Рагуленко. Дальнейшее вы знаете.

А теперь я сидел перед планом Киллмейнхема и рассказывал, где что находится и как оно выглядит на самом деле. Другие дополнили мой рассказ — в камерах восточного крыла, куда едва умещались двое, теперь сидит по пять-шесть человек, в камерах на четверых в старом, западном крыле — десяток или даже дюжина. А в башнях у входа теперь разместили два дополнительных взвода «красных мундиров».

Слон — так мы называли между собой майора — усмехнулся и спросил:

— А какого размера окна у башен?

— Немаленькие.

— Ну что ж, гранатометы у нас есть, пулеметы тоже. Но пробиваться через основные ворота мы не будем. Так, устроим небольшой тарарам. А тем временем взорвем наружные стены — здесь и здесь, благо есть чем. Далее…

После совещания я вернулся к своему взводу. Сиденья были мягкие, удобные, хоть это и был лишь второй класс, и я, сказать честно, очень быстро задремал.

Казалось бы, спал я всего ничего, когда вдруг послышалась команда, и мы покинули свой роскошный поезд и оказались на забытом богом полустанке. Где-то на востоке небо уже светлело, и можно было разглядеть, что в окрестностях было пустынно; но на восток, чуть южнее путей, уходила довольно-таки утоптанная дорога. Взятые с собой коноводы уже выводили лошадей, и минут через десять наш отряд отправился по этой дороге по направлению к Киллмейнхему.

Второй роте, в которую входил мой взвод, досталось то самое восточное крыло, в котором я провел семь незабываемых месяцев. Как и было намечено, вскоре после начала «тарарама» у ворот произошел взрыв стены, и мы ворвались во двор — тот самый, куда нас иногда выпускали на прогулку. Сейчас он был заставлен виселицами и телегами, на некоторых из которых лежали трупы. А вот тюремщиков не наблюдалось, зато было пять солдат в красных мундирах. Впрочем, увидев нас, они, как и их собратья в Атлоне, предпочли резво поднять лапки.

Взяв у одного из них связку ключей, я отпер дверь, и мы влетели в «паноптикум». Там мы увидели и солдат, и тюремщиков, но после недолгой перестрелки — нам она стоила двух раненых — сдались и те. Первый взвод нашей роты занял позиции по периметру, второй вывел пленных во дворик, третий побежал по коридору, ведущему в центр тюрьмы. Ну а мой, четвертый, удостоился чести выпустить на волю заключенных. Ключи мы нашли у тюремщиков.