Освобождение Руси от ордынского ига

Представитель архиепископа оспорил показания княжеского дьяка о «старине» и сослался, в частности, на то, что Трифон, предшественник Вассиана на Ростовской архиепископии, «поставил игумена Филофея в Кирилов монастырь да и грамоты… ему свои жаловалнии на тот монастырь подавал». Тем самым игумен Кириллова монастыря оказался в полном подчинении у архиепископа.

Как показал княжеский дьяк, «Трифон архиепископ» действительно «поставил было… игумена Филофея, брата своего родново, а без ведома и без веленья государя моего князь Михайла Андреевича». Но этот акт архиепископа вызвал репрессивные меры со стороны князя: он «того игумена Филофея велел поимати и оковати да и монастырь велел у него отняти, а игуменити ему не велел». Новым игуменом князь «учинил» Касьяна — «по челобитью и по прошению всеа братьи Старцов Кирилова монастыря».

На вопрос митрополита: «Твой пак государь Васьян архиепископ в Кирилов монастырь приставов своих сылывал ли, а игумена и братью сам суживал ли, и десятилник его въезжал ли и пошлины свои имывал ли?» — дьяк Федор Полуханов ответить не сумел. Не сумел он ответить и на другой вопрос: «Старым пак князем ростовским и белозерским и бояром старым есть ли кому ведомо, которые прежние архиепископы в Кирилов монастырь приставов своих слали, и игумена и братью судили, и десятилницы их въезжали и пошлины свои имали?».

По всем этим аргументам митрополит и присудил «князю Михаилу Андреевичю Кирилова монастыря игумена судити по старине… а архиепископ… управляет духовные дела по святым правилам, а приставов своих архиепископу в Кирилов монастырь не всылати, а игумена и братьи не судити ему ни в чем, да и десятилников своих… не слати, ни пошлин им не имати никаких». Из правой грамоты как из документального источника высокой степени достоверности с несомненностью вытекает прежде всего, что «старина» Кириллова монастыря заключалась в полном судебно-административном и фискальном подчинении местному князю. Так именно и жил монастырь, основанный Кириллом в глуши болот и лесов, жил много десятков лет в качестве крупнейшего феодального землевладельца, духовного вассала белозерского князя.[8] Никакой экстерриториальностью монастырь не пользовался, связь его с ростовской архиепископской кафедрой была чисто номинальной. Характерно, что память об этих временах должны, по мнению митрополита, хранить «старые князи ростовские и белозерские» — естественные носители старой, домосковской местной традиции.

Новый момент в истории монастыря — попытки ростовского архиепископа подчинить его своей власти. Первый шаг в этом направлении делает Трифон, и это, вероятно, не случайно. По-видимому, это тот самый Трифон, который в 1446 г., будучи игуменом Кириллова монастыря (с 1435 по 1447 г.), освободил великого князя Василия от крестоцелования Шемяке.[9] После 1447 г. в течение многих лет Трифон — архимандрит кремлевского Спасского монастыря, наиболее влиятельного в столице. В начале 50-х гг. он — первый из послухов духовной грамоты великой княгини Софьи Витовтовны.[10] В эти же годы он был духовником великого князя Василия Васильевича и как таковой упоминается в его духовной.[11] Но дело, надо думать, не только и не столько в личных взаимных симпатиях Трифона и великокняжеской семьи. Он — сторонник политической линии московского правительства. Именно этим, вероятно, и объясняется назначение Трифона на пост архиепископа ростовского — самый важный (после митрополита) и почетный в русской церковной иерархии. Это назначение последовало 13 мая 1462 г., сразу после вокняжения нового великого князя (23 мая Трифон уже «пришел» в Ростов после поставления).[12] Деятельность Трифона в Ростовской епархии ознаменовалась его решительным выступлением против культа новоявленных ярославских «чюдотворцев». Позиция Трифона в этом первом известном нам церковно-политическом конфликте эпохи отвечала задачам борьбы великокняжеской власти против претензий и традиций удельных князей, пытавшихся гальванизировать остатки своей политической и идеологической самостоятельности.[13] В этом же русле следует рассматривать и политику Трифона по отношению к крупнейшему в его епархии Кириллову монастырю. Назначение игумена в этот монастырь «без ведома и без веленья» местного «государя» было прямым вызовом удельному князю, рассматривавшему монастырь как своего духовного вассала. Неудивительно, что эта попытка вызвала со стороны белозерского князя резкий отпор вплоть до наложения оков на нового игумена. Конфликт окончился победой удельного князя: ему удалось восстановить «старину» и вернуть на игуменство Касьяна.[14]