Освобождение шпиона

Тембр голоса, манера держаться, большие карие глаза излучали спокойную уверенность в том, что все обсто­ит именно так, как она говорит. Что она и в самом деле не посторонняя, а в ее появлении здесь нет ничего пре­досудительного или способного внушить какие-то опа­сения разумному, не подверженному беспочвенной па­нике человеку.

— Маргарита привезла ваши деньги, Виталий Дмит­риевич, — заметила Курляндская, помешивая остыв­ший кофе. — Вы же сказали, что это срочно.

Воронов остановился, бросил изучающий взгляд.

Правильные черты лица. Холодные умные глаза. Царственные манеры. Располагающая аура. В лице нет ничего яркого и броского, но, несомненно, это краси­вая женщина. Не «смазливая», не «симпатичная». Именно красивая, причем знающая себе цену. И это не Женя Курляндская, это совсем другой уровень.

— Не надо меня бояться, — она потрясла неловко вы­тянутой рукой.

Воронов с Запозданием пожал узкую теплую кисть, выдавил:

— Воронов. Виталий Дмитриевич... Извините...

— На самом деле Мигунов — это моя тема, — сказала Маргарита, усаживаясь за столик. — Я занимаюсь им с 2002 года, когда его только начинали судить...

— Закажете что-нибудь? - к ней подскочил офици­ант, учтиво склонил голову.

Она отрицательно покачала головой, и тот испарил­ся с легким поклоном. Воронов невольно отметил, что даже ему никто в «Эдеме» таких знаков внимания не оказывал.

— Но я хотела, чтобы этот материал сделала именно Женя. Мне показалось, она скорее найдет к вам подход. И, видите, не ошиблась.

Женя слегка подвигала бровями, изображая приступ скромности.

— Здесь нет ни грамма корысти или самомнения, по­верьте, - продолжала Маргарита. — Мне нет нужды в громких материалах под моей фамилией. Главное — судьба моего героя. Судьба Мигунова.

— И вы специально прилетели сюда из Москвы?

Она улыбнулась. И улыбка оказалась располагаю­щей и дружеской.

— Я бы прилетела и специально. Но воспользовалась оказией и аккредитовалась на поисках метеорита. Но там не оказалось ничего интересного. Поэтому я вновь вернулась к своему Мигунову

— Странный альтруизм... — буркнул Воронов.

— Согласна. Журналистам не свойственно сострада­ние. Но мои родители были жертвами «охоты на ведьм» в 50-х — Маккартни, «коммунистическая фильтрация», комиссия по антиамериканской деятельности, если вы в курсе*.. Им даже пришлось покинуть Штаты. И, во- вторых, я человек увлекающийся...

Она поймала недоверчивый взгляд Воронова, улыб­нулась краешками губ.

— По мне не скажешь, наверное. Но это так. История Мигунова задела меня за живое. Обычный честный слу­жака, не интриган, даже не карьерист. Выходец из ни­зов... Именно такие чаще всего становятся жертвами политических игр. Или обычного головотяпства.

— Вы хотите сказать, что Мигунов — не шпион? — проговорил Воронов.

Маргарита Коул что-то искала в своей сумочке, на­конец достала беззвучно вибрирующий телефон, сказа­ла в него несколько слов по-английски и положила об­ратно.

— Разумеется, Мигунов не шпион, — сказала она в своей обычной спокойной манере.

Усомниться в ее словах было равнозначно тому, что­бы признать себя человеком недалеким, узколобым и политически ангажированным.

— Может, вы также думаете, что он не убийца?

— Он убийца, - сказала Коул. - Но не шпион. Он стал убийцей здесь, в колонии. Может, он еще кем- нибудь здесь стал, я не знаю. Научился, приспособил­ся. Переродился. Может, он теперь извращенец. Го­мосексуалист. Онанист. Короче, жертва бесчеловеч­ного тюремного режима. Возможно, сейчас он ис­кренне жалеет, что не был шпионом, не продавал свою Родину. Даже скорее всего. Если ему удастся выйти на свободу, он будет опасен для общества. Но таким его сделали другие.

—Он никогда не выйдет на свободу, — сказал Воро­нов.

—Я знаю. Может, так даже лучше для него самого...

Воронов еще раз посмотрел на часы. Теперь ему и в самом деле пора было идти. Хотя, если честно при­знаться, госпожа Коул его заинтересовала — как жен­щина в первую очередь. Он был бы не прочь поговорить с ней еще. О чем угодно. В какой угодно обстановке. Он сам удивился своим ощущениям.

Коул заметила его взгляд, спросила у Курляндской:

— Вы успели закончить свои дела?

— Да.

— Отлично. Это вам, Виталий Дмитриевич!

Она развернула квадратный сверток и вручила ему черную мужскую сумку, распространяющую восхити­тельный аромат настоящей кожи.

— Что это? — завороженно спросил Воронов, трогая матовый замок, «молнию» с крупными зубчиками, ка­рабины плечевого ремня...

— Небольшой презент, Виталий Дмитриевич, — не­брежно пояснила Маргарита. — «Труссарди», Италия. Эта вещь изменит ваш имидж...

Воронов никогда не принимал подарков от посто­ронних людей. Но сейчас он не смог бы отказаться.

— Откройте ее...

В сумке лежала пачка стодолларовых: купюр в бан­ковской упаковке.

— Здесь десять тысяч, Виталий Дмитриевич.

Воронов удивленно посмотрел на Маргариту, на Курляндскую.

— Мы договаривались о четырех...

— Это не принципиально. Просто я хотела бы, чтобы вы, по возможности, как-то облегчили... очеловечили, что ли, условия жизни Мигунова. Телевизор, холодиль­ник, свежие продукты...

Он задумался.