Работы по «поведению животных» всегда излагаются наукообразной, гигиеничной терминологией, которая позволяет обычному молодому студенту-психологу без садистских наклонностей продолжать работать, не испытывая тревоги. Так, под «ослаблением» понимается пытка жаждой, голодом или электрическим током; под «частичным подкреплением» – разочарование животного от того, что экспериментатор лишь отчасти удовлетворяет ожидания животного, порожденные на предыдущем этапе; «отрицательный стимул» – это воздействие на животное стимулом, которого оно стремится избежать любой ценой. С термином «избегание» все в порядке – это наблюдаемое действие. А вот термины «болезненный» или «пугающий» не так хороши: они слишком антропоморфны, поскольку подразумевают, что у животного есть чувства, близкие к человеческим. Это недопустимо – ведь это не по-бихевиористски и вообще ненаучно (кроме того, из-за этого некоторые молодые и недостаточно черствые исследователи могут отказаться от изощренных экспериментов; нужно дать им простор для воображения). Самый страшный грех психолога-экспериментатора, изучающего «поведение животных», – антропоморфизм. Однако если бы он не верил в сходство между человеком и другими животными, он и сам бы, вероятно, не смог найти оправдания своим действиям[66]
.Признаки жаргона, о котором пишет Хейм, легко найти в процитированных мною отчетах. Заметьте: даже когда Селигман пишет, что подопытные животные «сдались» и бросили попытки избежать ударов током, он считает необходимым заключить глагол в кавычки, словно показывая, что не предполагает наличие у собак какой-либо мыслительной деятельности. Однако логическое следствие из такого понимания «научного метода» состоит в том, что эксперименты на животных не могут дать нам новых знаний о людях. Как ни странно, некоторые психологи считают настолько важным избегать антропоморфизма, что признают этот вывод верным. Такой подход можно проиллюстрировать следующим автобиографическим высказыванием, опубликованным в
Пятнадцать лет назад, когда я решил получить психологическое образование, проводивший собеседование психолог со стальными глазами допрашивал меня с пристрастием о мотивах такого решения. Он спросил, что такое, по моему мнению, психология и на каком материале ее изучают. Тогда я был наивным простаком и ответил, что психология – это наука о мышлении, а основной материал – люди. Обрадовавшись тому, что сумел так быстро меня подловить, мой интервьюер заявил, что психологов не интересует мышление, что исследовать нужно крыс, а не людей, а мне посоветовал отправиться на кафедру философии, расположенную по соседству[67]
.Вероятно, сегодня немногие психологи решатся с гордостью заявить, что их работа не имеет отношения к человеческому мышлению. Однако многие эксперименты на крысах можно объяснить лишь тем, что исследователей интересует именно поведение крыс, без какой-либо связи с людьми. Но как в таком случае можно оправдать невыносимые страдания? Они совершенно точно не в интересах крыс.