Освобождение "Звезды"

Холопову статья нравилась, хотя бы потому, что направлена была против Абрамова. Однако подавляющее большинство выступавших не поддержало Холопова. Суть дела сконцентрирована в выступлении А. Урбана: «Андреев обви&яет Абрамова в очернительстве. Роман действительно проникнут тре­вогой. А постановление ЦК о Нечерноземье разве не продиктовано трево­гой в связи с реальным неблагополучием? Разве тревога писателя — не средство художественного воспитания? Нелепо и тенденциозно трактуется факт публикации выступления Абрамова в «Правде». Андреев требует поло­жительных решений от писателя. И это тоже нелепо, ибо и в жизни их еще нет, а писатель не призван давать готовые рецепты. Схематизм и риторика Андреева — не есть такое решение. И тон статьи недопустимый: поучаю­щий, указующий, не имеющий смысла в разговоре с писателем. Через два года после появления романа выступать с такой статьей недопустимо: слиш­ком много за это время было уже написано и сказано о «Доме». Я категори­чески против статьи».

Казалось бы, при почти единодушном неприятии статьи Ю. Андреева ее надо было просто-напросто вернуть автору и забыть про этот эпизод, как и бывало с тысячами неудачных статей. Нет, Холопов объявляет о своем ре­шении: «Сообщить автору все критические замечания, высказанные на дан­ном совещании, и, если он их учтет, расширив рамки статьи до проблемы «деревенской прозы» в целом, вернуться к ее обсуждению для возможной публикации».

Когда Андреев через очень короткое время принес «новый» вариант ста­тьи, Холопов готов был запустить ее в производство без обсуждения. Но — не решился. И снова мы все читали этот «новый» вариант, но теперь уже по­дали главному редактору свои письменные заключения. Статья Ю. Анд­реева была отклонена!

Вряд ли Абрамов знал об этой нашей «тихой» победе.

Но куда больше было поражений. О некоторых я уже упоминал. Вот еще несколько характерных примеров.

В конце июня 1979 года Анатолий Ким, московский прозаик, известный своими талантливыми рассказами и повестями» такими как «Голубой ост­ров», «Соловьиное эхо», «Собиратели трав», «Белка» и др., зашел в редак­цию и отдал лично мне повесть «Утопия Турина».

«Отличная повесть. В центре современный тип ищущего честного интеллигента, несколько витающего в облаках. Главная мысль — красота без внутреннего содер­жания бесплодна, истинная гармония в двуединстве внешней красоты и внутренней. Великолепен язык, пластичны образы, глубоки мысли. Горячо рекомендую повесть А. Кима, хотя и вижу некоторые незначительные огрехи и непрописанные места, с чем, уверен, автор легко и с готовностью справится. Кое-что уже намечено мною по тексту».

(Мой отзыв от 15.07.79 для главного редактора)

Прочтя повесть и мой отзыв, а также положительный отзыв Смоляна, Холопов решил дать нам «бой». К таким приемам он прибегал довольно час­то: одну и ту же вещь, которая ему не нравилась, но нравилась отделу про­зы, он запускал на два круга обсуждения: малый и большой. Так он посту­пил и с повестью А. Кима.

Первый крут — это сам Холопов, Жур, Смолян и я. Голоса разделились поровну. Второй круг — расширенное чтение: три — «за», четыре — «про­тив». Заключение Холопова: «Вернуть как идейно несостоявшуюся вещь». И тут же устроил нам со Смоляном разнос за попытку «протащить» безыдей­ную повесть.

Второй пример — замечательный роман ленинградского прозаика Юрия Слепухина «Сладостно и почетно». Юрий Григорьевич принес его в редак­цию и отдал М. М. Панину, назначенному после смерти А. С. Смоляна заве­дующим отделом прозы. При этом он рассказал нам историю написания ро­мана, во многом автобиографического. Герой, как и сам автор, в начале вой­ны подростком был вывезен в Германию, на одном из «аукционов» был взят в немецкую семью, причем интеллигентную, и это его спасло. В романе изображалась Германия военной поры со всеми подробностями бытовой жизни, и жизнь эта выглядела тяжелой, а люди — нормальными, не лишен­ными чувства сострадания и даже симпатичными, как те пожилые интелли­генты, которые спасли молодого русского.

И что же? Холопов и Жур, прочитав роман, отвергли его как «проне­мецкий»! Они, видите ли, лучше знали, как жили немцы в Германии во время войны и вообще какими они были. Позднее роман был опубликован в журнале «Нева» Дмитрием Терентьевичем Хренковым, имел очень хорошие отзывы и был издан в сборнике романов Ю. Слепухина.

Мои попытки напечатать в «Звезде» лучших сибирских прозаиков и по­этов — отдельная история. Отмечу лишь наиболее крупные вещи, отвергну­тые Холоповым и Журом.

Мастерски написанная повесть иркутянина Анатолия Шастина «Человек с поезда» — о репрессиях 1937 года.

Суровая, даже жестокая повесть новосибирца Николая Самохина о войне.

«Странная», «не с тем героем» повесть красноярского поэта, прозаика и драматурга Романа Солнцева.

Психологически тонкий роман о советском хамстве иркутянина Генна­дия Машкина «Наследство» (оценка Жура: «мелко, провинциально, нет по­ложительного героя»).