Освобожденные

Выходи за меня. Забери из груди мое бьющееся сердце и поступай с ним как хочешь. Оно твое с того самого дня, как ты спасла мне жизнь. И ты продолжаешь меня спасать. Я люблю тебя, детка. Люблю, и не нужно искать причину (только попробуй!). Значение имеет только одно: наше с тобой завтра, любовь моя.

На глаза мне выступили слезы, и из груди вырвался вздох.

Куда мне до такого… Теперь я должна написать собственные клятвы и попытаться сделать их такими же безупречными и правильными. Это он моя душа! Моя любовь, мое все. Я чувствовала себя ему неровней.

Утерев глаза ладонью, я взяла себя в руки. Нужно сделать это. Я глубоко вздохнула и сосредоточилась на Калебе. Он стоял в черных семейных трусах возле раковины и собирался бриться. Зеркало заволокло паром, вытереть который он еще не успел.

Я решила не ждать и сразу написать свои клятвы. Просто объяснить Калебу, что чувствую сейчас. Не волноваться из-за карандаша и бумаги, не обдумывать мучительно слова. Вот она я, настоящая, живая, любящая. Я решила подать ему себя как есть. Преподнести на блюдечке.

Не открывая глаз, я представила, как пишу слова на запотевшем зеркале, и когда пар заволакивает буквы, пишу дальше – отрывок за отрывком…

Я знаю, иногда ты думаешь, что я сожалею о том дне, когда ты ко мне прикоснулся. Это не так. Я ни о чем не жалею, ни капельки. Ты в корне меня изменил. Когда я была маленькой, я всегда представляла, что вырасту и стану такой же, как и все женщины в городе. Такой, как моя мама, которая без особого усердия решает проблемы и гордится своим статусом, своими крохотными достижениями, которые яйца выеденного не стоят.

Благодаря твоей семье я узнала, что о родных нужно заботиться потому, что ты их любишь, а не потому, что так того требует общество. И я хочу о тебе заботиться. Больше всего на свете я желаю сделать тебя по-настоящему счастливым. Ты меня не подавляешь, а охраняешь, давая свободу. Помнишь, ты говорил, что пытаешься найти золотую середину, что, оставаясь тираном, хочешь позволить мне быть собой? У тебя получилось, милый! Ты так хорошо обо мне заботишься. А то, что ты за меня волнуешься, – даже лучше. Это отражение твоей любви. И я не сомневаюсь, что с тобой буду счастлива. Я только лишь надеюсь, что и ты будешь счастлив со мной.

Мне нравится слышать биение твоего сердца в своей груди и знать, что рядом с ним бьется мое собственное. Я именно там, где мне суждено быть. Жалею ли я о том дне, когда ты ко мне прикоснулся? Когда сделал меня своей? Ни за что, Джейкобсон.

Куда бы мы ни пошли, что бы ни сделали, с чем бы ни столкнулись как предводители рода… Ты восхитительный, неотразимый, забавный, отважный и милый.

Я на все сто готова прожить с тобой всю жизнь.

Калеб появился из ванной в одних боксерах, на его прекрасном мужественном лице было написано восхищение. Он бросился ко мне босиком по паркету, ухватил за бедра, приподнял и, прижав к себе, выдохнул:

– Когда же наступит завтра?..

Я улыбнулась, прижимаясь губами к его губам.

– Почти. Спасибо за эти клятвы. Сказать, что они прекрасны, – ничего не сказать.

– Они от самого сердца. Но клятвы на зеркале… Спорю, никому из Асов таких не писали!

Я пожала плечами и смущенно улыбнулась:

– На ходу придумала.