– Понимаешь?! – перебивает она, чуть не взрываясь. – Если бы не ваши гребаные мотоциклы, папа был бы жив! – уже злясь, восклицает она, и резко встав, выходит из–за стола, и идёт в свою комнату.
Я заканчиваю ужин в одиночку.
Ночью мне снова снится бьющееся сердце в моих руках. Открываю глаза с чувством такой тоски, что горло сжато подступившим комком.
– Алекс, как же я по тебе скучаю…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Несколько месяцев пролетают незаметно. Ники ходит в школу, завела новых друзей. Крейн больше не таскается везде за мной. Мы даже отлично сработались. Слышала, как медсёстры шушукались, что он стал какой-то тихий. «Мне же лучше. Так спокойнее…» – обрадовалась тогда я.
В один из вечеров, выхожу из больницы, иду на стоянку, звонит телефон. Это – Крис – сотрудница службы опеки, с которой мы работали, когда встал вопрос опекунства над Ники.
– Сэм, добрый вечер, – здоровается она.
– Привет, Крис, – приветствую я её. Мы даже сдружились с Крис, пока я оформляла опеку над Ники.
– Сегодня к нам обратилась Мэг, заявляет свои права на Ники. Собирается идти в суд за возвращением прав себе, – сообщает она мне.
– Ты сказала, что мы переехали? – настораживаюсь я, зная, что от Мэг ничего хорошего ждать не приходится.
– Да. Я уже передала ваше дело в Аннаполис, так что мне пришлось ей сообщить, – немного виноватым тоном отвечает Крис.
– Поняла, – отвечаю я, очень мягко, потому что не могу винить Крис за её работу. – Спасибо, что сообщила, – благодарю я её за то, что она предупредила меня. О приходе Мэг лучше знать заранее.
Мэг – это мать Ники. За восемь лет она появлялась регулярно. Нет, Ники её не интересовала. Всегда она приходила ради денег. Они разведены с Алексом, но родительских прав она не лишена, ограничена, но не лишена. У меня опека над Ники до её восемнадцатилетия. Теперь Мэг, наверняка будет манипулировать опекунством, чтобы получить денег. Наркотики для Мэг дороже дочери, наверное, дороже вообще всего.
– Если позволишь, дам тебе совет… – с осторожностью говорит Крис. – Удочери Ники. Тогда Мэг лишится всяких прав, – предлагает она. Я на мгновение зависаю.
– Поговорю с Ники, и решим вместе с ней. Спасибо за совет. Это важно для меня, – благодарю я её. Мы прощаемся и я еду домой в раздумьях: «Я с Ники восемь лет, она мне, как дочь. Но последние потрясения сказываются на её состоянии. И она только-только стала приходить в себя…». Вопрос о том, как она воспримет новость, что я хочу её удочерить, я даже мысленно не могу задать самой себе.
– Я дома, – говорю я громко, войдя в квартиру.
– Привет, – здоровается Ники, выходя мне навстречу из своей комнаты. – Друзья позвали меня погулять. Могу я сходить на пару часов? – спрашивает она.
– Да. Но сначала нам надо поговорить, – говорю я, проходя в квартиру.
– О чём? – интересуется она, тоже проходя в гостиную.
– Объявилась Мэг, грозится судом о возвращении себе родительских прав, – говорю я, внимательно глядя на Ники.
– Но, ведь, мой опекун ты? – растерянно спрашивает она.
– Да, но мои права временные. Мэг может через суд попробовать аннулировать мои права. Это, конечно, не сработает, да, и, думаю, ей это не надо. Просто пытается вымогать деньги…
– И что нам делать? – с надеждой спрашивает Ники.
– Вообще-то… – начинаю я, и запинаюсь. Такое волнение накатывает на меня, что дыхания не хватает закончить фразу. – Я хочу удочерить тебя, – с замиранием в сердце, произношу я.
– Удочерить? – снова растерянно спрашивает она.
– Да. Тогда Мэг лишится прав совсем, – твёрдо говорю я. Ники молчит. От этого мне не по себе. – Подумай, и потом вернёмся к этому… – предлагаю я ей.
– Да, нет. Я согласна, – как-то торопясь, отвечает она.
– Отлично, – говорю я с улыбкой. И чувствую такую радость, что, кажется, вот-вот меня разорвёт. «Хоть Ники и держит дистанцию, но для меня она стала родной за эти годы…» – с невероятной теплотой думаю я.
Следующий день – мой выходной. Так что я еду в опеку, подавать документы на удочерение. Ожидание в очереди, затем долгая процедура оформления, много бумаг, вопросов и разъяснений, занимает это не один час. Но, когда я отдаю заполненные и оформленные документы специалисту, то чувствую какое-то предвкушение, будто это станет для нас с Ники новым этапом. Это и радует, и пугает меня одновременно.
Когда я возвращаюсь назад, по пути домой, я издалека замечаю аварию на дороге. На обочине лежит байк, метрах в трёх, на спине лежит тело в экипировке и шлеме.
– Дерьмо… – ругаюсь я. Останавливаюсь, и бегу к нему. Приземляюсь на колени рядом с ним. Лица не видно, чёрное стекло шлема закрывает его. Аккуратно поднимаю стекло. Мужчина. Глаза закрыты, кожа бледная, испарина на лице. Он без сознания. Наклоняюсь, и слушаю. Дыхание поверхностное и учащенное. Прощупываю пульс, он высокий. Набираю девять один-один.
– Оператор девять один-один. Что у вас случилось?
– Авария с участием мотоциклиста. Мы на пересечении Северн-Гровроуд и Кингсвуд-роуд. Пришлите скорую, – быстро, но чётко говорю я.