Дорога осторожно шла в гору вдоль игрушечного ручья. Внизу редко звякали большие колокольцы коров на лугу. Через все небо была радуга, под которой быстро вертелись маленькие ветряные мельницы. Подоткнутые бабы несли свои башмаки в руках.
Я сразу не заметил Брука. Он сидел задумчиво на придорожном камне и писал что-то в записную книжку, изредка поднимая глаза на пейзаж. Я подумал, что он записывает стихи, и мне слегка стало его жалко, так что я заговорил с ним только тогда, когда он спрятал книжку в карман.
— Г-н Брук, должен вам сказать, что ваши посещения крайне неприятны г-же Гарнье.
Молодой человек посмотрел на меня с некоторым удалением, потом заговорил. Он заговорил просто и деловито, не совсем так, как объясняются влюбленные, да еще такие романические.
— Мне самому неприятна моя настойчивость, но я не знаю, как мне поступят с r-жою Гарнье.
— Оставить ее в покое.
— Видите ли, это мне не совсем выгодно.
— Неужели вы можете думать о выгоде? Когда действует искреннее чувство, при чем тут выгода?
Брук промолчал, потом повторил:
— Нет, я все-таки попытаюсь поговорить с г-жою Гарнье.
— Вы этого не сделаете, а если и сделаете, то из этого ничего не выйдет.
— Как знать?
— Я вас уверяю, что это будет совершенно бесполезный шаг.
В глазах молодого человека мелькнуло что-то вроде надежды, когда он меня спросил: «Вы родственник г-жи Гарнье?»
— Нет, — отвечал я, почему-то покраснев. — Ни я говорю с вами с ее ведома.
— И она вас больше ничего не просила мне передать?
— Ничего, кроме того, что она не желает больше вас видеть. Я понимаю ваше огорчение, но едва ли вы можете чего-нибудь достигнуть упрямством. Вы знаете, никто не волен в чужом сердце.
— Я не совсем вас понимаю. Я прошу только того, на что имею право.
— Подобные права даются и отбираются по желанию.
— Конечно, я не имею юридических прав.
— Вот видите? Ну, а что бы вы сделали, если бы были супругом г-жи Гарнье?
— Конечно, я бы к ней тогда и не обращался.
— Вы оригинально рассуждаете.
— Я, почему?
— Мне почти нравится ваш образ мыслей, но, тем не менее, вы или, наконец, покинете этот город, или, по крайней мере, не будете искать встреч с г-жою Гарнье.
— Этого я вам не обещаю.
— Хорошо. Но тогда следить за этим возьмусь я, и поверьте, не допущу вас на три шага к г-же Гарнье.
Брук пожал плечами.
— Всякий защищает свои интересы.
— Да, но не посягает на чужие.
— Мне кажется, вы меня не понимаете.
— Понимаю, как нельзя лучше.
— Я просто желаю…
— Мне нет дела до того, чего вы желаете. Я сказал вам, чего желает г-жа Гарнье, и считаю вопрос исчерпанным.
— Как вам угодно.
Как глупы отвергнутые влюбленные, которые упорствуют: они лишаются последней сообразительности. Хотя бы этот Брук! С виду не глупый малый, а рассуждает и ведет себя, как совершенный кретин!
IV
На несколько дней Брук исчез. Но однажды я опять увидел его в разговоре с каким-то высоким, плотным господином, по виду австрияком. Это было в передней нашего отеля. Как нарочно в эту минуту Сесиль шла к лифту и улыбнулась в мою сторону так мило и лукаво, что кровь бросилась мне в виски. Брук стоял уже один. Быстро подойдя к нему, я сказал сквозь зубы, сам себе удивляясь:
— Так поступают только негодяи! Да, я повторяю, что вы — негодяй и готов подтвердить это каким угодно оружием.
Брук посмотрел на меня удивленно.
— Простите, вы предлагаете мне дуэль, насколько я понимаю. Я не могу ее принять, так как не владею никаким оружием.
— Что же нужно сделать с вами, чтобы вы исчезли? Может быть, вы желаете отступного?
— То есть, какого отступного?
— Ну, может быть, вы согласитесь взять денег и не досаждать нам более.
Молодой человек молчал.
— Сколько? — спросил я, с трудом преодолевая внезапное отвращение.
— Я думал, что сумма вам известна: десять тысяч франков, — пробормотал Брук, оживляясь.
Мое презрение распространилось почти на г-жу Гарнье, которая могла когда-то дать сердечные права столь презренному человеку. Я тотчас выдал ему чек и сам отправился в контору, чтобы он при мне взял билет. Как оказалось, он отправился в Женеву.
V
Собиралась гроза, и я долго не мог уснуть. Я гулял по отельному саду в темноте с той стороны, куда выходили окна г-жи Гарнье. Когда я натыкался на кусты жасмина, они пахли сильнее. Вдали уже синели молнии, будто кто-нибудь чиркал отсыревшей спичкой по небесной коробке. Наконец, получилась более ясная и длительная молния без удара, — и я увидел, что окно Сесиль открылось. В то же мгновение я заметил человека, быстро промелькнувшего по направлению к открытому окну. Казалось, вместе с окрестностью, молния осветила и мои мысли и притом таким же фантастическим светом. «Конечно, думалось мне, этот Брук никуда не уезжал, обманул меня, караулил в саду и, увидев случайно раскрывшееся окно, хотел силою добиться того, чего не сумел достигнуть упорством».