От Адъютанта до его Превосходительства

Недавно мне позвонили из Японии и пригласили приехать на праздничный, в честь двадцатипятилетия, показ «Дерсу Узала». Я с радостью принял эго приглашение. Даст Бог здоровья, поеду обязательно. Только жаль, что не сходим мы больше с Куросавой-сан в ресторан, не выпьем «Столичной» и никогда больше не получу я его предновогоднюю открытку.

СНЫ О ЯПОНИИ

Сравнивать популярность театрального актера и кинематографического пустое занятие. Ведь каждый понимает, что в театре тебя видят сотни глаз, в кино — тысячи. Я думаю, до выхода «Дерсу Узала» меня в Японии не знал никто, после выхода — многие и многие. Я стал самым известным русским артистом. Продюсеры хотели использовать эту популярность. Они решили сделать фильм с отечественной звездой — Комаки Курихара — и со мной. Так родился замысел советско-японского фильма «Мелодии белой ночи». Это единственный случай в моей жизни, когда роль специально писалась для меня. Снимал фильм Сергей Соловьев. На роль главного героя, правда, пробовался и другой актер, но японцы настояли, чтобы снимался именно я, а никто иной.

В то время у меня было очень много предложений, примерно от половины из них я отказывался. Кстати, тогда Никита Михалков предлагал мне главную роль в «Механическом пианино», но я уже дал слово сниматься с японцами и отказаться не мог. Так и не состоялась наша встреча с Никитой Сергеевичем.

С Сергеем Соловьевым я встретился в кино впервые. Работать с ним оказалось очень интересно. Он — актерский режиссер и чем-то, как и Куросава, по манере работать на съемочной площадке напоминает театральных режиссеров.

Снимали мы в Японии — в Токио и в Киото, в Ленинграде и немного в павильонах в Москве. Я играл русского композитора, и мне даже посчастливилось продирижировать Токийским симфоническим оркестром радио и телевидения, потому что по сюжету мой герой приезжает в Японию и дирижирует оркестром, солистку которого и играла Курихара. Снимался эпизод с двух камер. Прекрасную музыку написал Исаак Шварц. На «Мосфильм» пригласили специального дирижера-репетитора, с которым я занимался. Наши репетиции проходили так: в комнате стояли стулья, как обычно они стоят в симфоническом оркестре, звучала запись музыки. Мне нужно было запомнить, где сидят первые скрипки, где вторые, где виолончель и т. д. Конечно, по-незло, что я из музыкальной семьи. Общее представление я имел, но все равно многое осваивал заново. Ведь малейшая пустяковая ошибка могла свести на нет все мои усилия, разрушив эмоциональное впечатление от сцены. Мне кажется, полнота знаний о человеке, которого тебе предстоит играть, нс менее важна, чем, скажем, умение носить стильный костюм в исторической роли. Я репетировал довольно долго. Но, когда вышел перед настоящим оркестром, мне все равно стало страшно неловко. Я всегда уважаю профессионалов. Прежде чем начать, я сказал: «Я знаю, что вы — профессионалы. Извините, но мне придется продирижировать». Кто-то засмеялся, кто-то улыбнулся. Я успокоился, взял дирижерскую палочку, взмахнул, и они заиграли.

В Японии я снимался в первый раз, до этого приезжал только на премьеру «Дерсу». Принимали нас тогда прекрасно. Мы выступали и в кинотеатрах, и па телевидении. Наши песни пел даже знаменитый квартет «Дак-дакс».

Снимали мы каждый день. Иногда начинали очень рано, чтобы захватить утренние часы, а кроме того, там нельзя огородить место съемок — это частная земля. В фильме много «проходов». Бывали сцены, когда нам, наоборот, надо было углубляться в массу людей, но па это уходил только один дубль — второй снять было невозможно из-за безумной популярности Комаки. Как только се узнавали, а узнавали се мгновенно, ни о каких съемках речи быть не могло. Поклонники не давали и шагу ступить. Вообще о ней у меня остались самые теплые воспоминания. Курихара очень обаятельна, а главное, она очень добрый человек и блестящий партнер — внимательный, дисциплинированный. Работать с ней было легко, никакого гонора не чувствовалось. Она не замужем. Для японцев она — символ девственницы.