В партии существует закон, согласно которому Политбюро и пленум ЦК КПСС обсуждают и одобряют проекты постановлений по политическим, экономическим и социальным вопросам предстоящего съезда партии. Месяца за два до открытия съезда по постановлению тех же органов эти проекты публикуются в печати для «широкого обсуждения». «Обсуждения», впрочем, сводятся к «единодушному» одобрению, критические выступления не публикуются. Так вот, читатели газеты «Правда», знающие партийный порядок, были удивлены, когда прочли беспримерный в истории партии, даже при единоличной диктатуре Сталина, «монарший указ»: «Одобрить проект ЦККПСС…» (см. выше). Этот «антиуставный акт» можно было истолковать как «партийный переворот». Вероятно, его соперники так его и истолковали. Во всяком случае, с тех пор и начались интриги андроповских чекистов против Брежнева и его «днепропетровской мафии», которые приняли особенно интенсивный характер и масштаб в последний год генсекства Брежнева.
Весьма возможно, что этот антиуставный акт тоже был спровоцирован чекистами, которые держали в ближайшем окружении Брежнева своих людей вроде постоянного помощника генсека Александрова-Агентова; он ведь прямо перешел от покойного Брежнева к новому генсеку Андропову, от Андропова к Черненко. Потом от Черненко к Горбачеву. Этот же Александров или его сотрудник вручил Брежневу на его выступлении в Баку фальшивый текст, поставив его в смешное положение перед миллионами советских телезрителей; когда ему вручили наконец правильный текст, Брежневу пришлось оправдаться: «Товарищи, я тут не виноват», — сказал он, но не выгнал Александрова, при всех условиях виновного за этот промах. Интриганы, которые подсунули Брежневу куда более опасный и, конечно, взрывчатый текст, ставящий генсека выше ЦК, все-таки добились своей ближайшей цели: дезавуировать Брежнева как неудавшегося диктатора. Брежневу пришлось сначала на пленуме ЦК в феврале 1981 г., а потом на самом съезде партии признать, что он не единоличный вождь, а исполнитель воли коллективной диктатуры, называемой «коллективным руководством». Надо заметить, что это обычное для партии после Сталина упоминание о «коллективном руководстве» на высшем уровне при Брежневе уже более десяти лет, как совершенно исчезло со страниц партийной печати. Конечно, фигурировало Политбюро, но всегда подчеркивалось, что «во главе с Брежневым». Для обывательского политического мышления формула недвусмысленная: во главе старой России стоял царь — значит решал царь, во главе советской России стояли новые цари Ленин и Сталин — значит, решали они, во главе Политбюро стоит Брежнев, как новый царь, — значит, решает он один. Ведь не случайно, что в Пекине всех генсеков называли «новыми царями». Брежнев никогда не отводил такое ложное впечатление о его царском единовластии. Наоборот, односторонние подборки в «Правде» западных откликов на разные его выступления, в которых Брежнев рисовался хозяином страны, должны были служить укреплению верноподданнических чувств в советских людях к своему «монарху». Теперь, готовясь к съезду и на съезде, Брежнев должен был разочаровать своих «верноподданных».
За день до открытия XXVI съезда, 21 февраля 1981 г., состоялся предсъездовский пленум ЦК, на котором обсуждался отчетный доклад Брежнева съезду. На этом пленуме впервые за все время генсекства Брежнева как раз и возник вопрос, кто же руководит партией и государством — одно лицо или коллегия лиц. Какое по этому поводу было принято постановление, можно видеть из передовой статьи «Правды». Вот что говорится в этой статье: «Партия постоянно развивает внутрипартийную демократию… КПСС стремится к тому, чтобы
В отчетном докладе ЦК съезду Брежнев должен был сообщить съезду, что вопросы не только большой политики, но даже и текущие дела решал не он один, а коллегия лиц в лице пленума, Политбюро и Секретариата ЦК. На этот счет он приводил и конкретные данные. За отчетный период, сообщил он, состоялось 11 пленумов ЦК, 236 заседаний Политбюро и 250 заседаний Секретариата ЦК. Брежнев должен был указать, что «при подготовке к заседаниям, как и в ходе обсуждения, высказывались различные мнения, вносились многочисленные замечания и предложения… В этом единстве — сила