От Андропова к Горбачёву

Совершенно иначе обстоит дело в демократических государствах. В их конституциях ясно определены прерогативы, объем и границы власти президентов и премьеров. Существующее в этих государствах разделение власти законодательной, судебной и исполнительной, наличие в них политических свобод и свободной печати затрудняют появление там тиранов легальным путем. Сравнивать западные парламенты с советским «парламентом», западные выборы с комедией советских выборов — вещь абсурдная. Если все же сравнивать власть послесталинских генсеков, скажем, с властью американского президента, надо констатировать факт, который покажется невероятным только тем, кто не знаком с описанным выше механизмом власти в СССР, а факт этот следующий: президент США пользуется и юридически и фактически большей властью, чем генсек, если даже генсек и председатель Президиума Верховного Совета.

Причем в прерогативы президентской власти в США не может вмешиваться в остальном всесильный американский парламент — Конгресс. Поэтому, когда Политбюро направляет генсека на встречу на высшем уровне за границей, то все, что он должен говорить, вручается ему в письменном виде. Его роль — читать врученные ему документы. Если же возникнут неожиданные проблемы или вопросы, на которые тут же надо дать ответ, то генсека сопровождает целая радио-телефонно-телеграфная аппаратура, по которой он получает директивы Политбюро. Генсек не получает чрезвычайных полномочий даже в случае войны. Если в Белом Доме на атомной кнопке держит палец одно лицо — президент, то в Кремле держат на ней столько пальцев, сколько Политбюро имеет членов.

Нынешние генсеки не диктаторы, а слуги Политбюро. Поэтому в кресле генсека могут сидеть и политические ничтожества, но сам пост генсека — вакантная должность для единоличного диктатора, если ее займет волевое и властное лицо. Все диктаторы дрожат за свою жизнь, абсолютные диктаторы дрожат абсолютно, причем дрожат не от страха перед народом, с которым прямо дела не имеют, а от страха перед собственной кликой. Чтобы стать диктатором, надо убрать, лучше уничтожить, сначала клику, при помощи которой ты пришел к власти, как это сделал Гитлер со штабом своих штурмовиков и Сталин с ленинским ЦК и его Политбюро. Где это не было сделано, клика свергала своего диктатора, как Большой фашистский совет сверг Муссолини и Политбюро свергло Хрущева. После Хрущева партийная клика учла исторические уроки — отныне в кресло генсека сажали политические ничтожества (Брежнев, Черненко, а Андропов сам захватил этот пост, опираясь на военно-полицейский аппарат). Но если ты уже занял это кресло и не претендуешь на единовластие, то ты можешь сидеть там пожизненно, будучи даже дряхлым или смертельно больным. Поразительно, что сама партийная клика перед всем миром намеренно показывала своих дряхлых генсеков, словно для того, чтобы мир видел — страной правят не эти безнадежные генсеки, а она — клика Политбюро. Отсюда и родился новейший советский анекдот о трех предыдущих генсеках: «После долгой, тяжелой болезни, не приходя в сознание, генсек приступил к исполнению своих обязанностей»!

Однако, как уже подчеркивалось, не только «коллективная диктатура», но и единоличный диктатор в Кремле стараются создать во внешнем мире впечатление, что единоличный диктатор вовсе не диктатор, а исполнитель воли Политбюро, а само Политбюро вовсе не диктатура олигархии, а исполнительная инстанция воли советского народа. Вот два примера, свидетельствующие о такой тактике Кремля. Добиваясь максимальных успехов у Рузвельта и Черчилля на Ялтинской конференции, Сталин аргументировал свою неуступчивую позицию тем, что потом русский народ скажет, что Сталин и Молотов защищали русские интересы хуже, чем их защищали русские цари, а его всесильное Политбюро откажется утвердить соглашения в Ялте. Сталин убеждал, в частности, Рузвельта, что слава о нем, о Сталине, как о диктаторе — это просто миф, он подотчетен и зависим от Политбюро, как Рузвельт зависит от своего Конгресса. И трюк вполне удался. Ведь Рузвельт говорил тогда, что «дядя Джо» человек добрый, а вот Политбюро его — учреждение ужасное. Даже тогда, когда Сталин начал, вопреки соглашениям в Ялте, большевизировать восточную Европу, министр иностранных дел США Эдвард Стеттинус объяснял акции Сталина нажимом этого «ужасного учреждения». Вот его утверждение: «Когда маршал Сталин вернулся с конференции, Политбюро взяло его в оборот за то, что он вел себя на ней чересчур дружелюбно и сделал двум капиталистическим странам много уступок». («НРС», 6.2.1985). Наученные горьким опытом истории, нынешние американцы, надо думать, не так уж наивны в понимании советского механизма власти. Когда в Белом Доме член Политбюро Щербицкий самоуверенно и вызывающе заявил президенту Рейгану, что «советский народ» не потерпит новой угрозы США в космосе, то президент дал единственно правильный ответ: «Советский народ имеет мало что сказать в отношении того, что делает его правительство». («Нью-Йорк Таймс»), Только такой язык понимают и уважают владыки Кремля.