Итого «комитетский корпус» составляет около 270 000 человек. Сюда надо добавить состав так называемых «ревизионных комиссий», которые в жизни партии никакой роли не играют, но их члены — будущие кандидаты в состав партийных комитетов. В этом случае «комитетский корпус» составит около 300 000 человек. В «комитетский корпус» входит весь партийный, государственный, хозяйственный, профсоюзный, комсомольский и идеологический актив партии. Комитеты партии от райкомов до Центрального Комитета КПСС — это, по уставу, руководящие органы партии между съездами и конференциями, а на деле ими манипулируют секретариаты. Свои готовые решения секретариаты (не все и не всегда] вносят на их формальное утверждение. Критиковать решения секретариатов нельзя, как нельзя критиковать отдельных секретарей. Правда, в уставе партии сказано, что член партии имеет право критиковать любого работника, какой бы высокий пост он ни занимал. Но ни одному разумному члену партии не придет в голову мысль критиковать не только секретарей ЦК КПСС, но даже и секретарей обкомов, горкомов и райкомов. Иногда встречается критика в отношении третьего или пятого секретаря райкома, но и это может иметь неприятные последствия. Партийных работников, совершивших уголовные преступления, за которые беспартийных сажают в тюрьму, не критикуют публично, а втихомолку переводят на другую должность. Есть в уставе партии и пункты о внутрипартийной демократии, о свободных выборах с тайным голосованием, но им такая же цена, как и тайным выборам в Верховный Совет СССР.
Восемнадцатимиллионная партия состоит наполовину из карьеристов и чиновников, которые никогда не решатся ссориться с партийными руководителями, ибо от них зависит их дальнейшая карьера, а другая половина состоит из «социальных статистов» — из рабочих и крестьян, которые, в свою очередь, входят в «рабоче-крестьянскую аристократию» (их на партийном жаргоне так и называют «знатными людьми»]; им тоже нет расчета гневить начальство.
Поразительно, как у господствующего класса, который называет себя все-таки «партией рабочего класса», высоко развито чувство социальной дистанции по отношению к низшим классам. Это ведь целая семейная трагедия, если дети партийной элиты вступают в брак с детьми из простого народа. Доярки и кухарки нужны и полезны в Верховных Советах, но нежелательны в семьях партийных и государственных вельмож. Дворцовый протокол ведется тоже куда строже, чем в королевских домах, кремлевские приемы куда пышнее, чем при византийском дворе. Красные командиры стали «золотопогонными и белопогонными» генералами, полковниками, майорами, капитанами, а сам командный состав советской армии сейчас называется «офицерским корпусом». (См.: «Известия», 8.08.1984 г., статья генерала армии Шкадова). Наркомы переименованы в министров, для юристов введена «табель о рангах». Господствующий класс хочет и при обращении к нему улавливать дань уважения к его господствующему положению.
В «Литературной газете» от 5 сентября 1984 г. была напечатана на этот счет любопытная статья. В одном из писем, которое цитирует автор, говорится: «Слово "товарищ” имеет узкое значение, да и вообще мужского рода. А "гражданин” и "гражданка” — слова все-таки официальные, употребляемые в казенных документах». Автор, доктор филологических наук А. Скворцов, продолжает цитирование: «Сторонники возрождения забытых слов-обращений вспоминают о том, что вернулись же в нашу речь "отвергнутые” в первые послереволюционные годы такие наименования, как "генерал”, "полковник”, "офицер”, "солдат”, "министр”»… Автор письма полагает, далее, что «ничего не было бы зазорного употреблять не только "сударь” и "сударыня”, как это предлагал ранее известный русский писатель В. Солоухин, но и "господин” и "госпожа”… К этому быстро бы привыкли». Однако, автор этого предложения не договаривает. Если на то пошло, то партийных «унтер-офицеров» надо называть «ваше благородие», партийных «офицеров» — «ваше высокое благородие», партийных «генералов» — «ваше превосходительство», партийных «маршалов» из ЦК — «ваше сиятельство», а самого генсека не меньше, как «ваше величество». К этому ведь тоже привыкли бы.
Принципиальная беспринципность в политической морали — таков «категорический императив» тоталитарной партократии.