Внешне менее заметное, но по существу более основательное влияние на развитие внутренней политики Советского Союза могут оказать в будущем, на мой взгляд, ведущие группы советской интеллигенции, каждая в своей области — ученые, хозяйственники, творческая интеллигенция. Эти группы, лояльные к власти и патриотические по духу, объединяет один общий интерес — стремление к максимальной творческой свободе, чтобы, пользуясь ею, вывести советскую экономику, науку и искусство из внутренней стагнации и международной изоляции. Уход со сцены таких выдающихся мракобесов в области идеологии и политической полиции, как Суслов и Андропов, до сих пор не вызвал адекватной замены. Поэтому на высшей ступеньке пирамиды власти образовалось нечто вроде идеологического вакуума. Отсутствие признанного всеми идеологического авторитета разлагающе действует на коммунистические догмы и открывает возможности перед учеными, хозяйственниками и творческой интеллигенцией влиять на систему более уверенно, чаще предлагать прогрессивные альтернативы в решении хозяйственных, научно-технических и творческих проблем в стране. Ведь партией и государством после Сталина и Хрущева управляют не политики, а политические чиновники. Всякий чиновник по своему образу мышления как чумы боится дотрагиваться до идеологических и социальных устоев существующего режима. Он неотразим в своем консерватизме, слеп, чтобы видеть реальности, глух к подземным толчкам надвигающихся перемен. Он нуждается в интеллектуальном поводыре. Таким поводырем могут быть в нынешних условиях политического безлюдья на вершине государства только выдающиеся советские интеллектуалы, которых образование наделило критическим умом, а природа — гражданским мужеством. В споре с догматиками из партаппарата и чекистами из КГБ интеллектуалы будут иметь на своей стороне материально сильнейшего союзника — армию, если интеллектуалам удастся убедить ее, что величие и мощь современного государства зависят от нормального функционирования его экономической системы и от масштаба и глубины происходящей в ней научно-технической революции, а это, в свою очередь, зависит от наличия в стране широких творческих свобод. Советская экономическая система наращивала темпы, когда происходила экстенсивная революция, основанная на мускульной силе человека и при помощи обычных машин. Но советская экономическая система начала терять темп, когда она, в силу своей догматической природы, оказалась не в состоянии включиться в начавшуюся на Западе интенсивную революцию, основанную на изобретательности человеческого ума и на организаторском гении свободных менеджеров. То, что сейчас в СССР происходит под названием «научно-технической революции», повторяет западные зады с опозданием на два-три «поколения». Советской партбюрократии надо вдолбить в голову, что только тогда, когда она перестанет вмешиваться в дела, в которых она абсолютно некомпетентна — в науку и технику, в промышленность и сельское хозяйство, в литературу и искусство, — вот только тогда даже советская система окажется способной творить чудеса — экономические, научные и духовные, но при одном непременном условии — человек должен быть максимально заинтересован в творческой результативности своего труда, для чего надо снять с интеллектуалов партийнополицейские намордники, рабочим платить по реальной стоимости их труда, как и на Западе, крестьян же освободить от второго в истории России «крепостного права» — колхозной системы.
Я не строю никаких иллюзий. Все, что я здесь говорю, — чисто теоретические выкладки со многими неизвестными. Знаю также, что мне могут возразить: если все, что вы считаете возможным и даже вероятным, осуществится, партия потеряет свою диктаторскую власть над страной, и поэтому развития в таком направлении она никогда не допустит. Такой аргумент не кажется мне убедительным, тем более, что в истории этой партии однажды уже был такой опыт в виде ленинского НЭПа. Существовали свободный частный рынок, частная легкая промышленность, успешно конкурирующая с государственной, золотое обеспечение рубля, не было колхозной системы, было свободное и высокопроизводительное сельское хозяйство, не было «социалистического реализма» и государственных союзов писателей, художников, композиторов, зато были частные издательства и соревнующиеся между собой творческие группы. На заводах, фабриках и в сельском хозяйстве парткомов тоже не было. При всем этом существовала диктатура партии.