«Я вполне осознаю реальности этой войны, а также тот факт, что мы слишком слабы, чтобы выиграть ее без сотрудничества с Россией. Я признаю, что военные усилия России блестящи и эффективны и должны в определенной степени быть вознаграждены… Но наряду с этим я не вижу необходимости связывать нас с политической программой, столь враждебной Атлантическому сообществу в целом, столь опасной для всего, что мы хотим сохранить в Европе…»
Но президент Рузвельт оставил этот антисоветский выпад без внимания. Черчилль и тот выразил «глубокое восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в ее наступлении…» Сталин же заметил, что это зимнее наступление было выполнением товарищеского, союзного долга.
«Советское командование, — сказал Сталин, — начало наступление, и даже раньше намеченного срока. Советское правительство считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счет». Он добавил, что «советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг по мере возможности».
В этот день в 15.0 °Cталин посетил Черчилля, которому был отведен бывший дворец князя Воронцова, построенный английским зодчим (жена Воронцова была англичанкой из рода уилтоновских Гербертов, хорошо знакомых Черчиллю, потомку первого герцога Марльборо Джона Черчилля, известного полководца и государственного деятеля на рубеже XVI и XVII столетий). Портреты Гербертов Черчилль несколько неожиданно для себя обнаружил по обе стороны камина. Сам Сталин остановился в Юсуповском дворце. Рузвельту отвели роскошную Ливадию, жемчужину Ялты. Немцы убрались из Ялты лишь за десять месяцев до приезда «Большой тройки», и иностранцев предупредили, что кругом осталось еще немало мин и неразорвавшихся снарядов. Черчилля удивляло, что немцы не успели взорвать царские и княжеские дворцы на крымской Ривьере.
Сталин разговорился с Черчиллем о войне. Зашла речь и об Арденнском сражении. «Когда я спросил Сталина, что он думал о наступлении Рундштедта против американцев, — писал Черчилль в 12-й книге своего труда «Вторая мировая война», — он назвал его глупым маневром, нанесшим вред Германии и предпринятым лишь для престижа… Сталин сказал, что русское наступление в январе было обусловлено моральным долгом вне всякой связи с решениями, принятыми в Тегеране, и спросил, какую еще помощь он может оказать. Я ответил, что настал момент, когда все три штаба собрались вместе и должны рассмотреть вопрос о военной координации между союзниками во всей его полноте…»
«Разрушение германской военной мощи принесло с собой фундаментальные изменения в отношениях коммунистической России с западными демократиями.
Они лишились общего врага, что составляло едва ли не единственное их связующее звено. Отныне русский империализм и коммунистическое кредо не видели и не ставили никаких границ своему росту и конечному господству…»
Как только советские войска, одержав ряд исторических и решающих побед над гитлеровской Германией и ее сателлитами, перешли к великой освободительной миссии в Восточной Европе, в полном согласии с ялтинскими соглашениями, Черчилль, вновь встав на позиции антикоммунизма, так сформулировал главные пункты стратегии и политики западных держав в этом вопросе:
«Первое: Советская Россия стала смертельным врагом свободного мира.
Второе: необходимо немедленно создать новый фронт против ее продвижения вперед.
Третье: этот фронт должен проходить как можно далее к востоку.
Четвертое: Берлин является первой и главной целью англоамериканских армий.
Пятое: крайне необходимо освободить Чехословакию через вступление в Прагу американских войск…»
И далее Черчилль призывал к ограждению от Советов Австрии и Балкан. Но главным пунктом оставался Берлин! Скрывая свои антикоммунистические настроения, Черчилль делал все, чтобы перехватить Берлин у советских войск. Еще раньше, в 1944 году, он пытался до прихода советских войск освободить Варшаву силами Армии Крайовой, руководимой польским эмиграционным правительством в Лондоне, в результате чего польская столица была стерта с лица земли и потеряла четверть миллиона героических жителей
Или Берлин, или пропади все пропадом! Заодно с ним был и Монтгомери, хотя первая его попытка прорваться к Берлину через Арнем на Рейне окончилась неудачей.
В конце марта Черчилль развил бешеную деятельность в надежде склонить Эйзенхауэра к походу на Берлин.