От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку

Обогнув мыс Саут Кейп (мыс Южный) Гренландии, беженцы-альбаны очутились в районе, земли которого, казалось, взывали о том, чтобы устроить здесь поселения. Полоса островков и холмов, начинаясь от мыса Кейп Фейрвэлл, простиралась на добрых 160 миль к северо-западу. За этим мысом, словно за защитным экраном, располагалось более двух дюжин фьордов и крупных водных артерий. И хотя земли между этими каналами и вокруг них были по большей части каменистыми и плохими, здесь тем не менее было настоящее буйство растительности. Стена материковых льдов возвышалась достаточно далеко отсюда, к северу и востоку, так что ее ледяное присутствие, можно сказать, едва ощущалось. Таким образом, эта новая страна выглядела почти столь же заманчивой и гостеприимной, как и те земли, которые альбаны-переселенцы оставили где-то на востоке.

Впрочем, хорошие пастбищные и пахотные земли были далеко не главными факторами для кланов, промышлявших добычей «валюты». Их куда больше привлекала протянувшаяся на шестьдесят с лишним миль полоса побережья между мысом Кейп Фейрвэлл и островом Лунд (Канек, как она именуется сегодня), с ее бухтами и островками, обращенными к открытому морю. Недостатки жизни в столь открытых местах с лихвой окупались тем фактом, что здесь вскоре начали возникать первые порты, куда охотно приходили торговые суда из Европы. К тому же эти места были всегда свободны от ледяного панциря, который каждый год на долгие месяцы сковывал фьорды во внутренних районах острова.

Фермеры, приплывавшие с Тили, смотрели на вещи совсем иначе. Они забирались подальше от открытых южных фьордов во внутренние их отроги, уходившие далеко на север. Там в изобилии росли дикие травы. Березняки и ивовые кустарники давали дрова и хворост. По равнинам и долинам скитались необъятные, как дым, стада карибу. На здешних озерках гнездились несметные стаи гусей. Во время нереста речки и ручьи буквально бурлили от косяков форели-пеструшки и хариуса. В широких фьордах в обилии водились тюлени и морская рыба, особенно треска. А низменные земли аллювиальных почв, утучненных живыми и мертвыми останками бесчисленных поколений арктической флоры, только и ожидали плуга.

В пяти или шести днях пути вдоль побережья в западном направлении лежала вторая группа водных артерий, окруженных полосами свободных от льда земель. Правда, эти северные фьорды были не столь гостеприимны, как южные, но зато они были куда более широкими и просторными. Кроме того, они находились гораздо ближе к северным охотничьим угодьям, а это важное достоинство для альбан-фермеров, издавна привыкших подрабатывать себе на жизнь охотой и промыслом морского зверя. Некоторых беженцев, возможно, северные фьорды привлекали также и тем, что они лежали гораздо дальше от тех кровожадных убийц, которые вынудили их покинуть Тили.

Но, увы, норвежские викинги отбрасывали длинные тени. Многие переселенцы, обосновавшиеся на берегах южных фьордов, располагали свои дома и постройки так, чтобы они были незаметны с моря и водных артерий. Другие предпочитали выбирать места, занимавшие господствующее положение на местности, чтобы иметь возможность заранее заметить приближение врагов и оповестить об этом соседей. Усадьбы переселенцев здесь были не только хорошо укреплены, но и с самого начала строились как миниатюрные крепости.

В самом конце осени 1982 г. мы с Клэр в качестве гостей плыли на борту канадского ледокола, направлявшегося к берегам Гренландии, чтобы доставить официальную делегацию на празднование тысячелетнего юбилея прибытия на остров Эрика Рауды.

Стоя на мостике ледокола «Пьер Радиссон», я следил за тем, как корабль прокладывает себе путь к Тунугдлиарфику, наиболее протяженному из южных фьордов острова. Корабль был до такой степени зажат айсбергами и ледяными полями, что даже такой суперсовременный ледокол был вынужден продвигаться очень медленно. У меня было достаточно времени, и я смог мысленно представить себе, как чувствовали себя в подобной же ситуации первые европейские переселенцы на эту землю титанов и какие планы на будущее они себе рисовали.

Примерно в пятидесяти милях от устья фьорд начал делиться на рукава. Мы поплыли по левому из них, который и привел нас прямиком в затерянный мир, обрамленный зеленой каймой лужаек, которые были окружены дугой невысоких гор.

И хотя на всем долгом пути в глубь фьорда нам почти не встретилось никаких живых существ, здесь, в его конечной точке, царило подлинное изобилие всевозможных форм жизни. Тихие воды отражали неподвижное величие горных пиков, казавшихся особенно спокойными в просветах между лежбищами тюленей, многие дюжины которых соседствовали с выводками бурых дельфинов и причудливыми арабесками чаек на скалах. И все же буйство жизни наиболее ярко проявляется здесь именно на суше.