Вдоль западного побережья тут и там были разбросаны дюжина-полторы ярко раскрашенных деревянных домиков. Прямо перед ними, возле самого берега, покачивалась целая флотилия небольших лодок. Люди всех возрастов прогуливались по берегу, демонстрируя праздничную красочность своих одеяний. На заросших густой травой склонах виднелись пятна овец; тут и там пони, задрав грациозную головку, с любопытством поглядывали на выкрашенное в красный цвет призрачное суденышко, которое только что бросило якорь на рейде фьорда.
Мы не спеша сошли на берег, чтобы присоединиться к местным жителям, устроившим настоящие празднества. И хотя большинство присутствовавших носили гордые датские имена, по происхождению они принадлежали к тому же племени, что и канадские инуиты. Официальные речи в честь заслуг Эрика Рыжего не произвели на них особого впечатления, но тем не менее они приветливо встречали всех без исключения гостей.
Позже, вечером того же дня, я попросил коренастого молодого парня по имени Ханс показать мне то самое место, где некогда стоял дом Эрика Рауды (Рыжего). Ханс любезно проводил меня к тому месту, где в давние времена была кромка берега, а сегодня высится набережная, отстоящая от пенной кромки волн на добрых полмили.
Браттахлид, как Эрик называл свою усадьбу, стоял на высоком берегу, с которого открывалась панорама окрестностей и, главное, просматривалось устье фьорда. Ни корабль, ни лодка, никакая птица или зверь не могли проскользнуть незамеченными по этой глади, не попав в поле зрения стража. Но во время нашего визита единственными наблюдателями были три равнодушного вида овцы да пара овсянок-пуночек.
От усадьбы Эрика, естественно, мало что осталось. Спустя пять веков жизнь постепенно уходила из этих мест, и следующие пятьсот лет Браттахлид пребывал в полном забвении, так что сложенные из камня и торфа стены его построек да крытые дерном крыши со временем просели, превратившись в бесформенные холмики. В 1930 г. остатки древнего поселения были откопаны датскими археологами. Правда, дерн с тех пор успел отрасти и зазеленеть вновь, но лопаты археологов убедительно доказали, что за века норвежской оккупации к первоначальной постройке, состоявшей из одной-единственной комнаты, был пристроен целый ряд помещении и залов.
Именно это сооружение вызвало у меня особый интерес. Упоминаемый в специальной литературе по археологии под названием «самый ранний в Гренландии дом», он представляет собой постройку, стены которой занимают площадь пятьдесят футов в длину и пятнадцать в ширину. Другими словами, эти габариты очень близки по форме и размерам к тем самым древним постройкам в Канадской Арктике, которые я называю домами-лодками. Впрочем, толщина стен этих строений, возведенных из камня и торфа, достигает двенадцати футов, то есть гораздо больше, чем необходимо для защиты от стихий или опоры для крыши. Я полагаю, что столь массивные стены были возведены для того, чтобы служить их обитателям надежной защитой от агрессии и укрытием от непогоды.
Впечатление, что этот дом предполагалось использовать в качестве бастиона, способного выдержать осаду, еще более усиливается присутствием в толще стен каменного канала, по которому в дом-крепость поступала вода из какого-то тайного внешнего источника. Раскопки трех других самых ранних домов на Гренландии позволили обнаружить в толще их стен, отличавшихся, кстати, исключительной толщиной, такие же встроенные водопроводы. Весьма примечательно, что такие конструктивные элементы никогда не встречались в домах бесспорно норвежской постройки ни в Гренландии, ни в Исландии.
Учитывая это, я пришел к выводу, что древнейший дом поселения Браттахлид, по всей вероятности, был построен беженцами-альбанами, покинувшими Тили в поисках спасения от вторжения норвежцев.
Хорошо известен исторический принцип, заключающийся в том, что жители последующей эпохи предпочитают возводить свои жилища в тех самых местах, где стояли дома их предшественников. И поэтому я убежден, что Эрик Рауда либо захватил уже готовый дом, либо приказал возвести новый на старинных руинах[83]
.Кроме того, необходимо заметить, что в числе артефактов, найденных в наиболее старых (нижних) культурных слоях под этими «самыми ранними в Гренландии домами», очень мало таких, которые имеют бесспорно норвежское происхождение. Большинство же представляют собой обычные предметы повседневного обихода, которыми пользовались простые люди по всей Северной Европе.
Альбаны, ставшие беженцами на Кроне, имели все основания опасаться, что им может угрожать та же опасность. Ведь расстояние, отделявшее южные фьорды Кроны от Исландии, было практически таким же, как расстояние между Исландией и Норвегией. А то, что кровожадные волки Удина[84]
совершили один раз, они вполне могли повторить снова и снова.