ОТ АВТОРА

Часть первая

ПОЕЗД ИДЁТ НА ЗАПАД

На станции столпились провожающие. Когда подали состав и со скрежетом приоткрылись двери товарных вагонов, все притихли. Но вот вскрикнула какая-то женщина, за ней другая, и скоро горький плач детей и взрослых заглушил шумное ды­хание паровоза.

—    Родные вы наши, деточки…

—    Милые вы мои, да куда же вас теперь…

—             Посадка! Посадка началась! — выкрикнул кто-то тре­вожно.

—              Ну, вы, скоты, шевелитесь! — Полицейский подталкивал девочек к деревянному трапу вагона.

Ребята, понурые и обессилевшие от жары, с трудом влезали в тёмные, душные коробки. Взбирались по очереди, подгоня­емые немецкими солдатами и полицейскими. Каждый нёс узе­лок, чемоданчик или мешок, а то и просто свёрток с бельём и продуктами.
Один черноглазый, загорелый и крепкий мальчик был без вещей. Поднявшись в вагон, он не отошёл от двери, а встал сбоку и, высунув голову, принялся с любопытством рассматри­вать толпу провожающих. Его чёрные, похожие на крупные смородины глаза светились решимостью.
Черноглазого мальчика никто не провожал.
Другой, рослый, но, видно, сильно ослабевший паренёк не­ловко закинул ногу на лесенку, приставленную к вагону.

—    Вова! — окрикнул его взволнованный женский голос.

Вова замешкался и, оступившись, упал, загородив дорогу.
Задержка рассердила полицейского. Он ударил мальчика ку­наком:

—     Шевелись, болван!

Черноглазый мальчик тотчас подал Вове руку, принял от него чемоданчик и, зло покосившись на полицейского, громко сказал:

—     Ничего! Крепись друг!

У соседних вагонов шла посадка девочек. Здесь было ещё больше слёз.

—   Люсенька, береги себя,— повторял пожилой железно­дорожник, но видно было, что и сам он не знает, как это смо­жет сберечь себя его дочка там, куда её везут.— Ты смотри, Люся, пиши.

—    И ты тоже пиши,— сквозь слёзы шептала белокурая голубоглазая девочка.

—    Узелок-то, узелок возьми!— раздался растерянный голос.

—     Береги себя, детка!

—    Хлеба хватит ли?

—    Вовочка! Сыночек! Будь здоров! Крепись!— терпеливо повторяла пожилая женщина. Слёзы не давали ей говорить.

—     Не плачь, мама! Не надо, я вернусь,— сдвинув брови шептал ей сын.— Я сбегу, вот увидишь!..

Скрипя, одна за другой задвинулись широкие двери товарных вагонов. Плач и крики слились в один громкий протяжный стон. Паровоз засвистел, выбросил сизый фонтанчик пара, дрогнул, рванулся вперёд, и вагоны — красные, желтые, се­рые — медленно поплыли, мерно отсчитывая колёсами стыки рельсов.
Провожающие шли возле вагонов, всё ускоряя шаг, потом побежали, махая руками, платками, фуражками. Они плакали, кричали, ругались. Поезд уже миновал станцию, а толпа, оку­танная дымкой серой пыли, всё ещё стремилась вслед за ним.

—   Рра-зой-дись! — орал полицейский, размахивая резино­вой дубинкой.