От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

Хотя это была вторая встреча трех руководителей союзных держав, впервые вместе с ними в совещании участвовали все три министра иностранных дел. В Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря 1943 года) принимали участие В. М. Молотов и Антони Иден, но государственного секретаря США Корделла Хэлла в Тегеране не было.

На Ялтинской конференции начальники штабов трех держав обстоятельно изучили положение на фронтах союзнических сил и детально обсудили вопросы более тесной координации военных операций. В Тегеране обсуждались сроки открытия второго фронта и связанные с этим военные вопросы, однако лишь в Ялте, когда между союзниками уже возникло достаточное доверие, состоялся откровенный и свободный разбор будущих оперативных планов.

Таким образом, Ялтинская конференция ознаменовала высокий уровень сотрудничества между Великобританией Советским Союзом и Соединенными Штатами в вопросах ведения войны и послевоенного урегулирования. В первые же дни после окончания конференции большинство американских газет выступило с положительными оценками достигнутых на конференции результатов.

Газета «Нью-Йорк тайме» 13 февраля 1945 года писала: «Соглашения, опубликованные по окончании этой второй конференции между президентом Рузвельтом, премьер-министром Черчиллем и маршалом Сталиным и представленные сейчас на суд мирового общественного мнения, носят столь широкий и радикальный характер, что для серьезной оценки их подлинного значения необходимы тщательный анализ и проверка на практике. Однако даже первого взгляда достаточно для вывода о том, что, хотя, возможно, отдельные личности и будут разочарованы ими, эти соглашения оправдали и превзошли многие возлагавшиеся на эту историческую встречу надежды, а изложенные в них цели и намерения указывают путь к быстрой победе в Европе, прочному миру и более светлым перспективам на будущее.

Союз “Большой тройки” прочен. Прогресс достигнут. Надежды на дальнейший успех велики. Эта конференция стала важной вехой на пути к победе и миру».

«Нью-Йорк геральд трибюн» назвала итоговое коммюнике Ялтинской конференции «замечательным документом». «Самое главное, — подчеркнула газета, — состоит в том, что конференция дала еще одно неоспоримое доказательство единства союзников, их силы и способности принимать решения». Филадельфийская «Рекорд» охарактеризовала конференцию как «величайшую победу Объединенных Наций в этой войне».

Такие лидеры конгресса, как сенаторы Баркли, Ванденберг, Уайт, Килгор и Коннелли, высоко оценили результаты конференции. Составленный госдепартаментом в конце февраля обзор о реакции общественности на итоги встречи показал, что американский народ считает Ялтинскую конференцию успешной. В обзоре отмечалось, что в результате конференции среди американцев возросли надежды на длительный мир, усилилось удовлетворение тем, как развивается сотрудничество между тремя союзническими державами и как президент и государственный департамент отстаивают американские интересы за границей.

Хотя американская общественность в целом с явным удовлетворением восприняла Ялтинские соглашения имелось незначительное меньшинство, которое выбрало объектом для атак отдельные аспекты этих соглашений. Некоторые подвергли критике процедуру голосования в Совете Безопасности на том основании, что принцип единогласия великих держав оставит будущую международную организацию без достаточных полномочий. Некоторые резко атаковали коммюнике за то, что в нем не раскрывается содержание понятия «безоговорочная капитуляция Германии». Значительная доля критических замечаний меньшинства приходилась на договоренности о польских границах и польском правительстве. Несмотря на все эти критические высказывания, общая реакция страны на решение польского вопроса, так же как и других, была благоприятной.

Однако три года спустя конференция в Крыму подверглась ожесточенным нападкам. «На Ялтинской конференции соглашательство достигло своей высшей точки…» — гласила подпись под фотографией конференции, опубликованной в журнале «Лайф» 6 сентября 1948 года. В этом же номере журнала Уильям С. Буллитт утверждал, что, хотя Рузвельт был тяжело болен, «он по-прежнему стремился умиротворить Сталина».