От Белоруссии до Карабаха. Трамп, Навальный, коронавирус и другие…

Интересно меняется характер сна в течение жизни. В детстве спишь как убитый. При этом обязательно проветривая комнату перед сном, для чего существовали форточки – гениальное изобретение, в новых домах отсутствующее напрочь. Поскольку строят их как только можно проще и дешевле, а не для людей. В нашем климате наличие форточки позволяло проветрить помещение при любом морозе, его не выстуживая и не простужаясь, но имея в итоге сон на чистом воздухе. Если только какой-нибудь комбинат по соседству не дымил. Ну а если мороза не было и комбината не было или даже был, но ветер не от коксохима или аглофабрики дул, так она и вовсе на ночь не закрывалась. Шикарная была штука!

Шторы должны были непременно быть запахнуты плотно, чтобы из окна ни лучика не светило. Почему – Б-г весть. Вот прямо чтобы ни щелочки. Это было очень важно, так что перед сном обязательно ликвидировались любые просветы, через которые фонари с ярко освещенного Кутузовского проспекта могли озарить комнату. Хотя звуки вообще не волновали. И мамина настольная лампа не мешала.

Движение по Кутузовскому было круглосуточное – правительственная трасса. Оно и сейчас такое. Плюс еле слышно доносился шум неглубокого метро и электричек на Филях. Но это было настолько неизбежно, что потом, попадая в сельскую местность, долго не мог заснуть от тишины. Не привык. Лежал, напряженно в эту тишину вслушиваясь, часами, притом что отдаленный крик петуха, взлаиванье собак или птичий щебет не помогал, так же, как звуки машин и электричек – теоретически такие же, как в Москве, но редкие, а не сливавшиеся в убаюкивающую колыбельную.

Радиоточка в доме, естественно, была, но стационарного радиоприемника не было, он появился, только когда встретился с будущей женой, с которой уже почти сорок лет вместе. У них это было в семье заведено. У нас в квартире в качестве радио выступала сначала изящно-громоздкая стационарная ламповая дедушкина «Звезда-54» в темном корпусе, с заманчивыми названиями далеких городов на лицевом экране, а потом переносная «Спидола» с тонкой выдвижной блестящей секционной антенной, желтым решетчатым пластмассовым фасадом, черными боковинами и пластиковым ремешком.

На этом несчастном ремешке немедленно было опробовано папино бритвенное лезвие от безопасной бритвы, из иранских, «Перма-супер», остатки которых до сих пор где-то лежат. Прорежет или нет? Дурацкое, беспричинное, не утолимое ничем, кроме попытки воплощения, детское любопытство… Отлично прорезало. Хотя и не до конца – в последний момент хватило ума остановиться. И ведь не ругали! Папа вообще никогда, а мама так, показательно строго, но больше для вида. Да и в угол редко ставили. Хватало укоризненных слов. Святые были люди родители. Даже не шлепали никогда. Что до звуков, радио в основном слушал папа, в 60–70-е, по ночам, на кухне. «Голоса» рассказывали, что в мире творится. Тогда все так делали.

Правда, мешали «глушилки», создавая помехи, но это было частью привычной игры властей со своим населением. Кухня была далеко, и звуки оттуда спать не мешали, тем более что обе крашеные, белые, с металлическими ручками двери, которые вели в проходную комнату, где стояли наши с братом софы, темного дерева, полированные, с плоскими матрацами, моим зеленым и его коричневым, польские, перед сном закрывались напрочь. И та, что шла в коридор, двойная, филенчатая. И та, что в родительскую спальню, Это была часть укладывательного ритуала. До сих пор с приоткрытой дверью спать не очень удобно. Незащищенность какая-то, что ли? Как будто закрыл ее и от всего мира сразу отгородился, так что становится уютно и надежно…

Впрочем, речь именно о детстве. Когда с четырнадцати лет в доме появилась собака, о закрытой двери пришлось забыть. Дик любые двери в квартире, кроме входной, открывал из принципа. Когда он был еще маленьким щенком, выглядело это уморительно: он пыхтел, сопел, вставал на дыбы, изо всех сил наваливался на дверь, но добивался того, чтобы она приоткрывалась. Смотреть на это без смеха было невозможно, особенно в первые разы, когда он отвоевывал себе место для сна между нами с братом, на ковре. Поскольку постелили ему изначально в уголке на кухне, но это его категорически не устроило.

Так что через пару ночей эта похожая на пушистую детскую игрушку черно-белая заготовка будущего ненецкого оленегонного шпица, упираясь изо всех сил, притащила свою подстилку, в роли которой выступало старое верблюжье одеяло, тяжелее его раз в пять, к нам. Волок он его по всему коридору, очень старался. Принеся, выбившись из сил, устроил себе удобное гнездо и с удовлетворенным вздохом в него рухнул. И так раза три, пока не перестали его мучить, относя подстилку обратно на кухню. Ну выбрал песик, где спать, и выбрал. Сатановские всегда были упрямые, особенно мужчины. Собака исключением не стала.