От Белоруссии до Карабаха. Трамп, Навальный, коронавирус и другие…

Однако в детстве до этого было еще далеко. Опять же, тогда спать надо было еще в одной комнате с родителями, в детской кроватке, белой, металлической, эмалированной, с шариками на уголках спинок и высокими решетками по бокам, а не на софе, которая появилась в доме в составе польского гарнитура в конце 60-х, после очередного папиного изобретения, за которое авторам была выплачена изрядная премия. То ли японцы из «Кобэ-стил» лицензию на установку непрерывной разливки стали купили, то ли куда-то очередной патент продали – их от Катара и Алжира до Китая и Великобритании покупали.

Их много было, этих патентов и лицензий, с начала 50-х, когда папа в «Стальпроекте», а потом в ГИПРОМЕЗе работал, после Выксунского металлургического завода, на который его в конце 40-х из Днепропетровского металлургического института распределили. Больше сорока. Государство на них около пятидесяти миллионов долларов заработало. Теперь это были бы миллиарды. Старых ведь, «тяжелых» долларов. Ну и авторы свое получили. Тысяч двадцать рублями и столько же «чеками», уже в конце 70-х – начале 80-х, когда их за валютные контракты платить разрешили. Но это уже другая тема, заслуживающая совсем отдельного рассказа.

Что до сна, тогда, в раннем детстве, спать и высыпаться привык под стрекотание пишущей машинки и со светом, хотя и не верхним, а от настольной лампы, которая стояла рядом с маминой «Оптимой». Их дома было две, с русским и латинским шрифтами. Последнюю рукастый папа переделал так, что на ней можно было печатать не только на английском, но и на немецком. А когда приходилось на других языках, на базе латиницы, всякие соответствующие значки ставились от руки, черной тушью. Благо с готовальнями в доме всегда было все в порядке. Инженеры жили в квартире…

Мама работала на дому, – печатала. И зарабатывала не меньше папы. Английский она знала блестяще, окончив ленинградский иняз, но диплома защищать не стала, выскочив замуж. Так что ошибки переводчиков поправляла, и директора институтов ее, что называется, носили на руках. Папа, кстати, тоже печатать умел. Да и сам автор с юности со страшной скоростью навострился обращаться с клавиатурой. Столько лет за пишущей машинкой в молодые годы просидел, редкие книги и рукописи для себя перепечатывая! Кто же знал, что появятся компьютеры, Интернет, в котором все есть, и вообще настанут времена, когда все издадут и это можно будет в магазинах купить!

Зайди в любой книжный, что угодно найдешь. И Окуджаву. И Высоцкого. И какую угодно фантастику. И «Камасутру». И придумки уфологов про инопланетян. И еврейское, хоть про Израиль, хоть учебник иврита, хоть что-то историческое… Есть альбомы по искусству, такие, каких в прошлом близко не бывало. Есть что угодно западное и восточное – переводят сразу, как на родине у их авторов выйдут. Детское есть, какое угодно и сколько угодно. Хобби и эзотерика, политика и история, про зверей и путешествия. Есть все-таки в наших временах много хорошего! Еще бы старое, что во временах прошлых было, не развалилось и здоровья было побольше…

Но остановим философские размышления, которые уведут нас Б-г знает куда, пока не ушли от темы. Начали про сон, про него и закончим, по крайней мере, тот, который был в детстве. Беззаботный, когда ложиться надо было в девять, посмотрев «Спокойной ночи, малыши», с непременным мультиком, выпив перед сном воды или чаю и обязательно что-то съев. От мамы досталось. Она натощак спать не могла, и когда ложилась, не перекусив, жалобно просила «бутербродик», который (а лучше два) ей немедленно готовили и торжественно несли – с маслом, колбасой и сыром. Она их очень любила, при этом не толстела и, в посрамление всех диетологов, ушла в мир иной за девяносто.

Выполнив все вечерние ритуалы, можно было ложиться. Чем детский сон хорош: спишь один. Никто не мешает, вся кровать твоя и одеяло тоже твое. Целиком. Его никто на себя не перетягивает. В него можно завернуться, подоткнуть его под себя со всех сторон, укрыться с головой и, зарывшись в подушку, оставив только маленькую щелочку у носа, для дыхания, спокойно сопеть, пока не настанет утро. Никакие дурацкие сны не снятся. Ни цунами (в Москве?!), ни споры политиков, ни Ксения Собчак, почему-то с аллигаторами (?!!), как недавно. Ни поезда с бронированными купе. Ни аэропорты, по которым бежишь, опаздывая на самолет.

Хотя сны в детстве тоже были. Цветные, со звуком, объемные, как снятся до сих пор, но какие-то нестрашные. То ли сказки снились, то ли мультики, то ли звери добрые и пушистые, из сказок и мультиков. Что еще может присниться домашнему книжному ребенку, которого все домашние любят, а он болеет по полгода? Что видишь и про что читаешь, то и снится… А самые лучшие ночи были, когда не снилось вообще ничего. Лег, уставший, провалился в сон, открыл глаза, а уже новый день. Вставать, умываться, одеваться, завтракать и играть. И в школу еще не надо. Так здорово было!

* * *