От Блока до Бродского

На тротуарах истолку
С стеклом и солнцем пополам,
Зимой открою потолку
И дам читать сырым углам.
Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме.
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.

(«Про эти стихи»

)

«Определение поэзии» в сборнике «Сестра моя – жизнь» дается тоже не логическое, а предметное: «Это – круто налившийся свист, / Это – щелканье сдавленных льдинок, / Это – ночь, леденящая лист, / Это – двух соловьев поединок».

Пастернак любит изображать переломные события в жизни природы, не только световой, а просто ливень, дождь грозу. Его называют самым «грозовым» поэтом в русской поэзии, только этому «событию» посвящены полтора десятка стихотворений: «Дождь», «Весенний дождь», «После дождя», «Июльская гроза», «Наша гроза», «Гроза моментальная навек», «После грозы». Его внимания удостаиваются все времена года, особенно много у него зимних и летних стихотворений. Отдельное стихотворение посвящено у него почти каждому месяцу.

Но весь этот «природный альбом», как на картинах пуантилистов, собран из мелких разноцветных деталей, иногда загадочных и трогательно-домашних.

Ты близко. Ты идешь пешком
Из города, и тем же шагом
Займешь обрыв, взмахнешь мешком
И гром прокатишь по оврагам.

Как допетровское ядро,

Он лугом пустится вприпрыжку
И раскидает груду дров
Слетевшей на сторону крышкой.

(«Приближенье грозы», 1929

)

Ты в ветре, веткой пробующем,
Не время ль птицам петь,
Намокшая воробышком
Сиреневая ветвь!

У капель тяжесть запонок,

И сад слепит, как плес,
Обрызганный, закапанный
Мильоном синих слез.

(«Ты в ветре, веткой пробующем…», 1917

)

Удар грома в первом стихотворении напоминает и грохот ядра, и резкий звук упавшей на землю крышки, и развал поленицы. Вдобавок он передается и звукописью: вся вторая строфа пронизана звуком р.

Во втором стихотворении качающаяся ветка сирени напоминает воробышка, дождевые капли – блестящие круглые запонки и одновременно слезы, а весь сад с кустами мокрой сирени – синее озеро. Вторая строфа этого стихотворения тоже оркестрована, но уже звуками л и с.

Итак, поток необычных тропов, динамика образов, соединяющих в одном ряду внешнее и внутреннее и в то же время пропускающих некоторые логические звенья, составляет главную особенность лирики Пастернака. Формулу своего метода поэт найдет чуть позже, в маленькой поэме «Волны» (1931):

Мне хочется домой, в огромность
Квартиры, наводящей грусть.
Войду, сниму пальто, опомнюсь,
Огнями улиц озарюсь.

Перегородок тонкоребрость

Пройду насквозь, пройду, как свет.
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.

О. Э. Мандельштам полуиронично-полусерьезно видел в стихах Пастернака не просто поэзию, но – лечебное средство. «Стихи Пастернака почитать – горло прочистить, дыхание укрепить, обновить легкие: такие стихи должны быть целебны от туберкулеза».

Читатели нескольких поколений относились к «Сестре моей – жизни» так, как сам поэт в «Марбурге» относился к любимой девушке:

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

(«Марбург», 1916, 1928

)

Со стихами Пастернака жили, переписывали их, цитировали, заучивали наизусть. Написано уже несколько книг о том, какое влияние оказывал поэт на «мальчиков и девочек сороковых годов» (пусть этот круг был и невелик, ограничиваясь московской студенческой средой).

Однако Пастернак судил себя строже, чем его преданные читатели-почитатели. Наступило время, когда поэт вдруг сделал резкое движение, попытался уйти от оригинальной, но уже привычной для себя манеры к новым горизонтам.

КОГДА РАЗГУЛЯЕТСЯ: НЕСЛЫХАННАЯ ПРОСТОТА