Воронов, точно скала, сосредоточившись изучает какой-то документ, сидя на своем навороченном боссовом кресле. Огромный. Раскаченный, точно медведь. Крупный, маститый мужчина. Ткань его делового костюма натянулась на мышцах, грозясь вот-вот сдаться и порваться под их натиском.
Греческий профиль его завораживает. Породистый прямой нос, тяжелая линия густых бровей, резкий изгиб губ. Красивый и опасный мужчина. Мой ребеночек будет одарен красотой и породой своего отца. Лучших ген для него не сыскать. Но я пришла совсем не за этим.
— Ты? — поднимает на меня тяжелый взгляд из-под густых бровей.
Но взгляд как будто теплеет. Совсем немного, будто на ледяной айсберг подул теплый ветер Индийского океана.
— Не ожидал тебя тут увидеть!
— А я не ожидала, что вы так подло со мной поступите! — повышаю я на него голос. Впервые в жизни повышаю, а у самой все обрывается внутри: сейчас он меня убьет. Встанет, и в окно выкинет. Как назойливую, залетевшую в кабинет муху.
Его брови слегка поднимаются наверх, будто в легком недоумении.
— Поясни.
— Мне нельзя лететь! — теряю я половину своего запала.
Михаил не спрашивает, лишь на лице его не высказанный вопрос.
— Я на раннем сроке беременности. У меня токсикоз. Угроза выкидыша. Вы специально этого добиваетесь? Чтобы я ребенка потеряла?
Как бы я не боялась этого опасного мужчину, но ставить под угрозу жизнь своей крошечки я не намерена!
Тяжелый взгляд буравит меня. Желваки на скулах белеют. Кажется, Воронов начинает выходить из себя.
— Это не шутки вам! Почему из всех сотрудников вашей огромной компании должна лететь именно я? Ведь я…
— Достаточно. — веско произносит гендир. — Верните деньги, что выкрали из компании, а потом можете быть свободными.
Господи, какая сволочь! А лицо такое, каменное. Неужели я хотела призвать его к совести? К пощаде? Да ему абсолютно на плевать, на меня, на беременность, на ребенка…
— Не можете? Тогда не занимайте мое время.
Его слова ранят мое сердце. Ему все равно на меня. Холодная каменная глыба. Вот он кто. Мне так обидно, что в уголках глаз собираются слезы. И чтобы позорно не разревется перед ним, я поспешно вылетаю из кабинета.
Глава 28
МИХАИЛ ВОРОНОВ
В Овечке-то характер просыпается! Мелкая злючка! С какой пылкостью ворвалась в мой кабинет! Сколько праведного гнева в лукавых лисьих глазках!
Еще даже не родила ребенка, а уже умудряется манипулировать им мною. Не хочет в командировку. А ее кто-то спрашивает? Позабавил меня ее приход. Отвлек немного от дел, а то зарылся в них с головой с утра пораньше.
А ведь убегала отсюда в слезах. Гормоны небось скачут. Беременные вообще в этом плане чокнутые. Как бы бед не наворотила. Вот же послали ее на мою голову! Встаю из-за стола. Надо размяться, а заодно глянуть, куда убежало это недоразумение.
Выхожу к Татьяне.
— М-м-михаил Захарович. — в ужасе заикается секретутка, — Я говорила Овечкиной, предупреждала, а она не послушала.
— Послушайте, Татьяна, — резко осаждаю ее. — Вас вообще хоть кто-то слушает?
— Я… сожалею.
— С увольнением в руках сожалеть будете! — отрезаю я.
Иду мимо бледной секретарши в коридор. Как же она меня бесит! Ни на что не способная дура.
— Куда она ушла? — спрашиваю уже из коридора.
— Выбежала куда-то. — выскакивает за мной следом Татьяна. — Наверно к себе побежала.
Угу, вся в слезах прямиком к бабскому коллективу? Не поверю никогда в жизни! Куда бабы идут реветь, когда их начальник мордой об стол повозил? Правильно, в туалет.
У меня личный санузел, примыкающий к кабинету. Я никогда не был в обычных уборных, которыми пользуются мои работники. Самое время это исправить. Вот только одно маленькое «но». Моя неугомонная овечка наверняка помыкается в женский туалет. Не попрусь же я в бабский… Не пойду, сказал!
Спускаюсь по лестнице на этаж бухгалтерии. В коридоре никого. Толкаю дверь в женский санузел. Около зеркала во всю стену сгорбившись стоит Кристина и тихонечко плачет, оттирая слезы со впалых скул.
Завидев меня, она юркает в открытую кабинку, но я оказываюсь проворнее. Сдерживаю дверь, чтобы она не успела закрыться.
Кристина пятится, но не далеко. В тесной кабинке я полностью заполоняю пространство, прижимая ее к стене.
— Ну и чего ты ревешь? — приподнимаю бровь.
— Ничего! — гневно произносит девушка, моргая часто-часто, но от этого слезы льются быстрее. Аккуратные, прозрачные, точно хрусталь.
Ненавижу женские слезы. Это уже тяжёлая артиллерия. Не хорошо, когда милая девушка ревёт в три ручья. Не правильно это. И я чувствую себя омерзительней некуда.
— Отпустите меня! — Кристина ворочается в моих объятиях, но я лишь крепче прижимаю ее ближе к себе.
— Прекратишь плакать, и я отпущу. — обещаю.
— Какая вам разница, плачу я или нет? Разве вас это волнует?
— Нет! — отвечаю слишком резко.
Ага. Не волнует. Иначе зачем я приперся за ней в женский туалет?! Я, генеральный директор этой компании, в разгар рабочего дня, в разгар оформления серьезной сделки, пулей прилетел в женскую уборную, чтобы вытереть сопли обыкновенной бухгалтерше-воровке! Вот вообще не волнует она меня после этого! Ни на грамм!