От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

«ЛОЛИТА», ПОПАВШАЯ ПОД ЦЕНЗУРНЫЙ ГНЕВ, ЭТО БЫЛА ДРУГАЯ, НЕ НАБОКОВСКАЯ «ЛОЛИТА», ХОТЯ ХАРАКТЕР НАПАДОК НА ОБА ПРОИЗВЕДЕНИЯ БЫЛ ОДИН – ХАНЖЕСТВО. ВЕДЬ, КАК ИЗВЕСТНО, ЧЕМ БОГАЧЕ СТРАСТНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ ЦЕНЗОРА, ТЕМ СИЛЬНЕЕ ЕГО ЗАПРЕТЫ.

Роль мученика досталась самому Спартаку, незаконно поднявшему восстание рабов (а государственные устои, вообще-то, уважать надо!) и распятому за это прегрешение. Дуглас сделал своего героя очень христианским. Это не Геракл, способный без единой эмоции одолеть тысячу врагов, это очень человечный персонаж (давайте вспомним, что он проигрывает сопернику во время гладиаторского поединка). Где мы видели такого героя? Кажется, только в христианских хрониках. Потому что христианский героизм не в победе тела, а в победе духа над телом, какими бы ни были страдания. Должно быть, по этой причине в фильме так много жестокости, из-за которой у ленты возникли проблемы. Столько крови не видел ни один пеплум. Многие сцены были отредактированы, а самые возмутительные – сокращены. Но, похоже, это только сыграло на руку режиссеру. Запретный плод и в кинопрокате не теряет своей искушающей ценности.

Кубрик неоднократно признавался, что совершал ошибки. Причем признавался не перед священником, а публично, во всеуслышание. Трудно сказать, было ли это кокетством (признавать свою неправоту) или истошным воплем отчаяния. Однако, помимо «Спартака», в разряд «ошибок» попала и его «Лолита» (1962). Фильм действительно можно было назвать режиссерским: во‐первых, Кубрик снимал его в Англии, где к тому моменту поселился, а во‐вторых, делал это по классической традиции – «сценаристу слова не давали». Писателю Владимиру Набокову, к слову, было на что обидеться: мало того, что он был автором скандального романа, по которому ставилась картина, так он еще и дал себе сизифов труд написать отдельный сценарий к фильму. Кое-что он переработал, некоторые сцены даже добавил (благо Набоков был не из консервативных кругов, считающих, что гениальное литературное произведение по определению должно стать гениальным фильмом). Но от 400-страничного сценария, по меткому замечанию писателя, осталась лишь «горстка обрезков».

Тут можно было бы сделать фундаментальное отступление и содержательно поговорить о том, как при экранизации сохранить дух книги. Но оставим высокие разглагольствования (мы уже прошлись по данной теме прежде); практика показывает, что режиссеры чихать хотели на святые первоисточники. Кубрик не желал делиться авторством ни с кем – и это при том, что экранизации были его коньком. И «Лолита», попавшая под цензурный гнев, это была другая, не набоковская «Лолита», хотя характер нападок на оба произведения был один – ханжество. Ведь, как известно, чем богаче страстное воображение цензора, тем сильнее его запреты. А в «Лолите» было где воображению разгуляться!

Представьте только: хрупкая голая ножка нимфетки, ласкаемая мужской профессорской рукой. Вместе они образуют эстетическое единство, подобно тому, как на фреске Микеланджело «Сотворение мира» его образуют кисти Адама и Творца. Мужчина неторопливо, легкими, поглаживающими движениями красит лаком ногти на ее ноге. И это только начальные кадры во время титров. Какая нежная картина для искусствоведа, и какое мерзкое извращение для цензора. Нужно ли говорить, что американский режиссер остался недоволен результатом? «Я бы усилил эротический компонент их отношений», – невозмутимо признавался он.

Отношения педофила и нимфетки американское общество могло принять лишь в одном случае: если бы он не был педофилом, а она – нимфеткой. Но единственное послабление, которое снисходительно позволил себе Кубрик, свелось к тому, что 12-летнюю героиню он превратил в 14-летнюю. Кому-нибудь стало от этого легче? Вот и главному герою, ранимому профессору Гумберту, не стало, особенно когда он узнал, что был не первым ее любовником.