От часа тьмы до рассвета

Мария забралась на один из зубьев. На платформе появился третий персонаж, мужчина в белом халате, но я не мог различить ни его лица, ни что он делал. Мне показалось, он кивнул ей, или это он угрожает? Я не понимал. В голове стучала неимоверная боль. Я зажмурил глаза, затем снова взглянул на крепость и снова увидел Марию, все еще стоящую на одном из зубьев. Она оглянулась через плечо к нам и несколько мгновений смотрела мне прямо в лицо. Это было совершенно невозможно, но у меня было такое чувство, как будто она прямо буравит меня взглядом. Потом она подняла пистолет и приставила дуло прямо ко лбу. По ее бледному, но необычайно выразительному лицу текли слезы. Сверкали серебром тонкие шнуры, связывавшие все ее члены с невидимым, таинственным кукловодом где-то в недостижимой дали, который управлял каждым ее, даже самым незаметным, движением.

Снова раздался выстрел, но он прозвучал громче, ярче, беспощаднее всего, что я до сих пор слышал. Перед моими глазами что-то ярко сверкнуло. И тут же меня охватила плотная темнота, которая избавила меня от нестерпимой боли в голове.

Я проснулся, стоя на обеих ногах перед огромными каменными воротами, которые охраняли трое мужчин, вооруженных алебардами и длинными мечами. На них были надеты длинные белые мундиры, и они производили такое впечатление, что не будут медлить ни секунды, если им представится возможность пустить в ход это оружие.

Мундиры? Приглядевшись, я мысленно поправил себя: Мужчины были одеты в белоснежные врачебные халаты с маленькими ламинированными табличками на груди, которые мне не удалось прочесть. Один из них, молодой мужчина с намечавшейся залысиной на лбу, сделал шаг мне навстречу. Я не испугался, не вздрогнул, но почувствовал нечто совершенно неожиданное: вину и стыд. Мне не разрешено проходить через эти ворота, пояснил мне мужчина категорическим тоном, местность за этими воротами для меня запрещена, потому что там прячется ужасное чудовище, которое только дожидается случая, чтобы растерзать меня. Но я был уверен, что я уже однажды проходил через эти ворота, и хотя мне и было стыдно, я попытался прошмыгнуть мимо охранников, но один из них крепко схватил меня за плечо. Он оттащил меня от ворот, железной хваткой держа мое запястье, и провел меня по крутой, извилистой тропе вниз. Это был неприветливый, пожилой человек, который выглядел примерно как Эд, если бы тот дожил до шестидесяти. Во время быстрой ходьбы, когда этот чужак тащил меня за собой, я оглянулся назад и только теперь заметал, что это были ворота в крепость Грайсфельдена, через которые мне запрещено было выходить. Ворота с падающей решеткой, путь через которые чуть не стоил нам с Эдом жизни! С зубьев крепости свисали огромные бойскаутские знамена.

У подножия горы, к которому вела крепостная дорога, стояли мужчина и женщина среднего возраста. Оба были блондины со светлыми голубыми глазами. Они стояли возле огромного «мерседеса» старого образца, но он выглядел так, как будто был новенький, и, казалось, ждали меня.

Мои родители!

Я узнал их только тогда, когда подошел совеем близко, но не понимал, почему они здесь и почему они хотят забрать меня. Они подались навстречу тому чужаку, который был похож на Эда, с какой-то раболепной приветливостью, а я помнил отца как очень гордого, самолюбивого человека. Или это мне только казалось? В конце концов, я очень мало знал о своих родителях, и то, что я знал, было запечатлено в фотографиях моего единственного фотоальбома. Почти умоляюще, снизу, как маленький ребенок, я посмотрел на мужчину, который все еще крепко, до боли, сжимал мое запястье, но он не удостоил меня вниманием и что-то обсуждал с моими родителями, чего я не понимал.

Я проснулся в поту, с колотящимся сердцем на узкой кровати в моей комнате — чье-то прикосновение пробудило меня. Это была Юдифь, она низко склонилась ко мне, так что ее лицо было совсем близко к моему. Она озабоченно гладила меня по щекам тыльной стороной ладони. Во лбу все еще сильно болело, кроме того, я снова ощутил тупые удары в затылок, возможно, это было следствием сотрясения мозга, а согласно заключению Элен, это было весьма возможно после моей схватки с толстым трактирщиком. В первое мгновение я инстинктивно бросил взгляд на запястья Юдифи, чтобы убедиться в том, что на них не были завязаны шнуры. Понятное дело, никаких шнуров там не было, но какое-то нехорошее чувство, осадок после возвращения к реальности остался, и я чувствовал, что что-то здесь не так, что Юдифь каким-то образом переменилась, но я был не в состоянии описать это изменение, которое я чувствовал в каких-то неуловимых деталях. Я попытался подмигнуть Юдифи, чувствуя неловкость от моего состояния и моих собственных мыслей, состроить подобие виноватой улыбки, но это мне не удалось. И без того озабоченная складка на лбу Юдифи сказала мне, что моя неудачная гримаса скорее сделала меня еще более жалким.

— Ну, хватит! — услышал я грубый голос Карла. — Поднимите на ноги этого симулянта!