От часа тьмы до рассвета

Элен лишь быстро взглянула на все это, видимо, сделала такой же вывод, как и я, о назначении этой мастерской и древности всего имеющегося инвентаря, приборов и деталей.

— Ну, в данном случае наша «серая мышка» была далека от реальности со своими спекуляциями, — она подошла к полкам и стала медленно разглядывать в свете фонаря разные детали и инструменты. — Эти вещи не военного времени. Эта мастерская использовалась не ранее пятидесятых годов, а может быть, и позже.

— Откуда ты это так точно знаешь? — Юдифь с сомнением помотала головой. — Ты что, можешь узнавать время по толщине слоя пыли? Меряешь в миллиметрах и вычисляешь?

— Ты понятия не имеешь, чем нас пичкают во время обучения в университетах нашей прекрасной страны, — ответила Элен. — Вот как раз аппаратура для студентов-медиков безнадежна устарела. Я узнаю сопротивления и предохранители пятидесятых, стоит мне их только увидеть, дорогуша. Или ты думаешь, министр образования потратится на электрика, если у нас, у студентов, что-то сломается? — Она покачала головой. — Можете себе представить, в каком почете у нас были студенты-физики.

— Да, это очень увлекательно, — раздраженно вмешался Карл, потом отошел в сторону, чтобы освободить нам дорогу, и требовательно указал нам обратно на дверь, чтобы мы возвращались в анатомическую комнату. — Здесь нам нечего больше делать. Пошли обратно к другому проходу, — грубо скомандовал он.

К моей неуверенности добавилось еще и ощущение, что батарейка фонарика слабеет и ее хватит ненадолго. Я постарался идти быстрее, что было непросто, учитывая дрожь в моих ватных коленках. Было уже достаточно паршиво, что нам приходится рыскать по этому проклятому лабиринту, — и я не хотел себе даже представлять, что будет, если нам придется делать это в кромешной темноте.

Элен нажала ручку стальной двери, ведущей в комнату, возле которой аккуратным готическим шрифтом было написано: акустическая комната. Она, как и все остальные двери в старой части лабиринта, была выкрашена серой краской, отслоившейся от старости и обнажившей старый, ржавый от времени металл. Я остановил свой взгляд на руках Элен, внимательно наблюдая за каждым, самым незаметным движением ее пальцев, ее рук, ее ног, даже слабым движением ее огненно-рыжих волос, хотя не было ветра, только чтобы отвлечься от керамических ванн и созерцания содержимого стеллажей, чтобы сконцентрироваться на чем-то живом.

Дверь вела в пустое помещение, едва ли больше подсобки, к которому вплотную подступала изогнутая каменная лестница (не дай бог, Карл вынудит нас по ней взбираться), которая, делая крутой заворот, поднималась над анатомической коллекцией и вела далеко наверх. Далеко, все дальше и дальше во мрак, все выше и все по кругу… У меня закружилась голова. Я замедлил свои шаги и боролся с внезапно возникшей потребностью немедленно броситься наверх, потому что по какой-то причине у меня было чувство, что я должен это сделать и одновременно бежать вниз, так как был совершенно уверен, что я не должен идти по этой лестнице, что я не мог подниматься по ней. И хотя я не имел ни малейшего понятия, куда она ведет и что это, к черту, за акустическая комната, у меня было чувство, что я знал эту дорогу, что я уже однажды проходил по ней. Я поднимался по каменным, идущим круто наверх ступеням медленными, равномерными шагами, и, несмотря на это, через несколько мгновений я почувствовал легкое покалывание в боку, как будто быстро и тяжело бежал. Я неуверенно, со страхом повернул лицо к Юдифи, которая все еще держалась за мою руку и шла на полшага сзади меня. Я удовлетворенно отметил, что ее волосы светлые, а глаза голубые, что она была едва ли моложе меня и имела небольшой излишний вес. Ну, все правильно. А я ожидал чего-то другого?

Мириам. Имя девочки вдруг снова пронеслось у меня в голове. Мириам, девочка, которая бросилась с башни, ребенок из моих снов…

Мое тело пронзил ледяной озноб. Я коротко встряхнулся, пытаясь сбросить это с себя, словно мокрый пес, который хочет просушить свой мех, но мне не удалось, в затылке осталось странное холодное пятно.