В 1762 году, благоволением начальства и при поддержке Д.В. Волкова, вошедшего в особый Совет при Петре III в качестве „тайного секретаря“ с чином действительного статского советника, Петр Хвостинин был уже гвардии подпоручиком. И в это время проявилась другая сторона его натуры. Не оставляя рвения по службе, он проводил ночи в безумных кутежах и карточной игре. Не было ни одной мало-мальской „истории“, как тогда говорили, где бы он не был замешан хотя бы краем. Четыре дуэли за полгода, правда, ни одна из них не имела смертельного исхода. Проникновение на спор в покои фрейлин через окно третьего этажа, гонки на рысаках по ночному Невскому проспекту и похищение шпаги генерал-губернатора Петербурга во время инспекционного обхода гвардейских казарм — вот лишь малая часть его похождений, совершаемых, как правило, на пару с однополчанином, поручиком князем Сергеем Меньшиковым. В это время он близко сошелся с известными забияками и кутилами братьями Орловыми. Алексей называл его своим задушевным другом, а Григорий регулярно бывал, а то и живал у него и три месяца уговаривал продать английского рысака по кличке Питт, равного которому по стати и скорости бега, как говорили, не было в Петербурге.
Тогда же в Петербург к брату приехала его шестнадцатилетняя сестра. Она одна могла смирять порывы брата. Рядом с ней он становился мягок, нежен и задумчив. Непутевые приятели Степана Хвостинина, заходя к нему, оставляли за порогом армейские шутки, старались громко не смеяться и вести себя
Григорий Орлов напрочь забыл про Питта и проводил время с Хвостининым, в надежде лишний раз встретиться с его сестрой. И она подавала ему все более отчетливые знаки внимания. Хотя сам Петр Хвостинин выписал к себе сестру в расчете на выгодную партию с человеком более солидным в отношении возраста и капитала. Но Елизавета Хвостинина обладала характером столь же порывистым, как и ее брат, и притом натурой романтической и страдальческой, готовой всю себя посвятить внезапно вспыхнувшему чувству.
События исторические, вызвавшие потрясения во всей России, не обошли собой и Хвостининых. Братья Орловы состояли в заговоре против императора Петра III в пользу его несчастной супруги. Григорий же, даром что объявил себя рыцарем и трубадуром Елизаветы Хвостининой, умел утешить и брошенную мужем Екатерину.
Первого мая, в день празднования мира с Пруссией, заключенного неделей ранее, а для армии российской в день ее высшего позора, Алексей Орлов в кругу единомышленников объявил, что император только что приказал арестовать свою жену и сына и лишь заступничество принца Голштинского Георга, дяди Екатерины, спасло ее от заключения в Шлиссельбург. Он предложил офицерам-преображенцам П.Б. Пассеку, С.А. Бредихину, М.Е. Баскакову, А.С. Хвостинину и князю Ф.С. Барятинскому, брату императорского адъютанта, войти в заговор с целью свержения власти ненавистного тирана и предателя интересов Российского государства. Все согласились, кроме Петра Хвостинина. Его ответ ошарашил всех, кто при этом присутствовал: гвардии поручик Хвостинин заявил, что он присягу давал государю императору Петру Федоровичу и нарушать ее не намерен ни в угоду другу, ни из жалости к государыне, ни даже для спасения Отечества. А ему, Алексею, и всем остальным Бог судья.
Итак, в заговоре в пользу будущей императрицы Петр Хвостинин участия не принял, но и не донес о нем начальству, как это сделал его однополчанин поручик Петр Измайлов, из случайного разговора узнавший о готовившемся свержении императора. В день, когда свершился