ОТ/ЧЁТ

Ну что же: душ, коробку «Серебряных нитей» в микроволновку, «Glenfiddih» в стакан до половины, «Good News» в проигрыватель и — к станку.

Среди скопированных вчера документов была несшитая тетрадка с листами, исписанными мелким, но хорошо читаемым женским почерком. Это оказались никогда прежде не публиковавшиеся воспоминания Аглаи Петровны Апраксиной, в девичестве Хвостининой, племянницы Алексея Петровича. То ли Нина торопилась, то ли первые страницы были утеряны, но начинались они с полуслова. Не вполне ясно, когда эти записки были написаны, но, судя по слогу и некоторым другим признакам, писала их довольно пожилая женина, с ностальгией вспоминавшая идиллические годы детства и юности. Аглая была младшим ребенком в семье. Родилась она после появления на свет троих своих братьев, в 1796-м, замуж вышла в 1815 году. Так что время составления записок может быть определено как 40-е или 50-е годы XIX столетия.

[файл АПХ-Ш]

ИЗ ЗАПИСОК А. П. АПРАКСИНОЙ

«…вестны мне по рассказам родных и близких людей.

Дед мой, Петр Степанович Хвостинин, блестяще начал свою карьеру в Преображенском полку. Не было ни одного события придворной жизни, когда бы его имя не упоминалось как одного из главных участников балов, маскарадов и других увеселений, коими так славен был век Елизаветы Петровны. И по службе своей дед не имел нареканий, но лишь положительные отзывы полкового начальства. Сраженья Семилетней войны добавили ему уважения товарищей за беспримерную храбрость и новые поощрения от начальства, ставившего Петра Хвостинина в пример молодым офицерам, хотя в то время и самому ему исполнилось чуть за двадцать лет.

Однако события 1762 года, как оказалось, сыграли роковую рать в его карьере. Сам ли он принял решение удалиться от службы или сделал это под давлением несчастных обстоятельств, но осенью того года поселился он в нашем родовом именин и более никогда в столицу не выезжал, бывая лишь два раза в год в Смоленске да раз в три года в старой столице, в Москве.

Хозяйство ему досталось большое, но запущенное. Земли Хвостининых находились в Рославльском уезде, Ободьяниновых — под Дорогобужем. Кроме того, после смерти первой жены его отца, Ефросиньи Евграфовны Соловово, в собственность Хвостининых перешло село Роднино, большой лес и три пустоши в Рязанской губернии. Продажа части леса дала начальный капитал, на который Алексей Степанович основал льнопрядильню на паях с купцом Вахромеевым.

Наезжая в рязанское имение два-три раза в год, свел он знакомство с Андреем Тимофеевичем Болотовым[12], обсуждал с ним возможности использования в российских условиях сельскохозяйственных машин, изготовляемых в Англии и Германии. Но главным его занятием стало улучшение качеств смоленских молочных коров. „Усольские бычки“, как стали называть выведенную моим дедом новую породу, были нарасхват не только в нашем Рославльском уезде, но и в Смоленске и в Тихвине. С Коренной и Ирбитской ярмарок приезжали торговцы заключать контракты на поставку наших бычков-производителей.

А.Т. Болотов рекомендовал деда членом-корреспондентом Вольного экономического общества, куда и был тот принят в 1767 году. Его статьи в журнале Общества, в которых он сравнивал достоинства наших отечественных пород с голландскими, швейцарскими и английскими, получили большой отклик, равно как и заметки о способах переработки льна. Любовь и уважение соседей, видевших в нем мудрого хозяйка, пекущегося не столько о своей выгоде, но и о благе доверенных ему Богом и Государем крестьян, выразились в их просьбе к деду стать первым предводителем дворянства Рославльского уезда при введении дворянского самоуправления в 80-е годы XVIII века.

Жена его, а моя бабушка Пелагея Семеновна, была ему во всем отрадой и опорой, подарив в 1763 году двух сыновей.

Слишком ли молодой ее возраст при родах, как сказал выписанный из Москвы врач, или какая другая причина тому была, но детей у нее более не родилось.

Крепкое хозяйство деда позволило ему, не нарушая традиций семьи, отправить подросших сыновей на службу государыне императрице, в гвардейские полки. Отец мой, Петр Петрович, был записан по обычаю двух родов, Хвостининых и Обольяниновых, в Преображенский полк, а дядя Алексей Петрович, высоким покровительством одного близкого ко двору вельможи — в Конногвардейский. По достижении ими шестнадцати лет отбыли братья в столицу.

Сейчас же я перейду к событиям, меня непосредственно касающимся, хотя и произошедшим задолго до моего рождения. По разным обстоятельствам оба брата: Алексей и Петр — в декабре 1782 года, близко к Рождеству, получили отпуск из своих полков и приехали в Усолье навестить родителей. Петр всю осень болел. В сыром и холодном климате Петербурга у него проявились первые признаки чахотки. По рекомендации врачей он ходатайствовал о годичном отпуске, намереваясь отправиться на воды в Германию или, может быть, в Италию. Разрешение покинуть столицу он получил в ноябре, но чуть задержался, дожидаясь брата.