ОТ/ЧЁТ

7. Ручная книжка или украинский эконом, изданный на новый 1820-й год Андреем Вербитским. В Харькове в Университетской типографии, 1820 года.

Семь — хорошее число. Но мне нужен номер шесть. Титульный лист такой же, что в купленном мной экземпляре и в том, что хранится в библиотеке альмаматери. Но дальше… madre mía! В книжке было 25 страниц. Я достал сканер, быстро (но равномерно) пробежался по строчкам. В поэме оказалось 67 строф. В два раза больше, чем в каждом из тех экземпляров, которые я держал в руках. Вот и последняя строфа целиком, она же — последняя строфа того варианта, который у меня уже был:

Моя мысль в бездне погрязает,
Мой дух желания томят;
Мой жаждет взор — изнемогает;
Но знаю я, Ты верен, свят,
О Боже моея надежды!
К тебе не тщетно вопию;
И слезы пламенные лью.

Получается, что в 1818 году в одной типографии отпечатали три разных варианта поэмы. Условно «первый» — для цензора. Он хранится в библиотеке альмаматери, с ним хорошо знаком Кербер. Столь же условно — «второй». Для руководителей масонской ложи «Вервь раскаяния»? Может быть, Делла, может быть. Этот экземпляр я купил на антикварном рынке. А Пол утащил с собой и канул в эту… Ну, надеюсь, все же не туда. А вот куда бы я его канул…

Сейчас передо мной лежит «третий» (хорошо бы последний) экземпляр. Этот-то для кого?

Я еще раз пролистал сборник. Не Ч-скому он принадлежал. Вот номер два: «Киевский паломник». В самом конце, на чистой половинке листа, надпись чернилами: «Сию книжку привез я из Киева в 1842 году брату Павлу, а по кончине его, последовавшей в 1850 году, взята мной в память его! Да упокоят его Господь в царствии своем! А я, надеюсь, и сам скоро с ним в Господе соединюсь! Николай Сафонов».

Еще номер четыре, тот самый Шлецер. На первом листе внизу чернилами надпись: «Павел Сафонов». Получается, что книги эти первоначально находились в библиотеке Павла Сафонова, а после его смерти брат Николай забрал их себе. Вы делаете успехи, Гастингс.

Я вернул книжку пыльному юноше, спустился в свой зал на второй этаж, взял книгу о русском масонстве XIX века. В разделе, посвященном 1802–1815 годам, в числе российских розенкрейцеров, последователей Н.И. Новикова, указаны П.Л. и Н.Л. Сафоновы. А еще девочка в диссертации называет Николая Сафонова в числе организаторов московской ложи «Вервь раскаяния». Ну-ка, ну-ка, возьмем еще энциклопедический словарь «Русское масонство». В алфавитном списке всех известных на сегодня русских масонов есть несколько Сафоновых. Вот Николай Илларионович Сафонов. Умер в 1817 году. Не тот. Его брат Петр умер в 1828 году. Уже ближе. А у Петра два сына: Дмитрий, умерший в 1844 году, и Николай, тоже, кстати, масон. Год рождения неизвестен (но, возможно, около 1790 года, поскольку в 1792 году родилась его будущая жена), а смерти — 1859-й.

Вот ему-то сборник и принадлежал после 1850 года и до 1859-го. Потом, неведомо какими путями, он попал в «Историчку», где о существовании поэмы не знают, поскольку она в каталоге не представлена. Ну что же, кое-какие факты я расковав, остается дождаться, когда мистер Вульф перестанет дуть пиво, возиться с орхидеями и начнет думать. А пока что я убрал сканер в карман пиджака и поехал домой.

ПОНЕДЕЛЬНИК. ДЕНЬ И ВЕЧЕР

Уже довольно давно я заметил, что обладаю одним странным качеством: на платформе метро останавливаюсь именно там, где будет дверь у вагона. Не знаю, за что мне такое счастье, но я с ним даже экспериментировал. Например, останавливался, потом делал три шага вправо или влево. Обмануть судьбу не удалось ни разу: двери открывались точно передо мной, даже если я вставал к ним спиной. Кстати, после одного такого эксперимента, получив портфелем по заднице, а острым носком туфли — по щиколотке, ставить опыты в метро я перестал. Но заметил, что я не один такой. Как-то, в очередной всенародный праздник, я наблюдал в метро за пьяным. Собственно говоря, праздника ждать было необязательно, просто так совпало. Он никуда не ехал по той причине, что глаза его были закрыты, голова мирно покоилась на плече, а изо рта стекала струйка слюны. Короче, он спал. Но при этом стоял на ногах и двигался. Дядечка был крупный, пузо вываливалось из брюк сантиметров на двадцать и влекло его вперед. От выпитого его шатало в разные стороны, но больше всего назад. Таким образом, он под тяжестью пуза делал два-три шага вперед-вправо-влево, но удивительным образом не заходя за ограничительную линию на платформе. После этого он останавливался и мирно спал, пока снова пузо не влекло его вперед. Пока я смотрел за его передвижениями, к платформе подошло восемь поездов. Так вот, первые семь раз двери открывались строго перед ним. А на восьмой его качнуло вперед, и он, не заметив этого, ввалился в вагон.