Глорфиндел решил устроить Владыке Эрин Гален экскурсию и в конце изматывающей прогулки привел его отдохнуть к источникам, а сам ушел за чем-нибудь, чтобы промочить горло и предупредить, что плескаться мне лучше в подвальной купальне, ага. Царственный эльда думал теми же критериями, что и остальные представители его расы: если на табличке нарисован человечек в одежде до земли, короне и с длинными волосами, то это значит «эльф», и не ебёт. Эх… Надо было тише орать, ведь у наугрим тоже острый слух. И долгая память, ведь гномы еще со времен сражения у Эребора называют Трандуила Лесной Феей. А теперь он еще и Принцесса… Бля…
Драконий огонь — очень сильная штука. Он продолжает жить и обжигать, даже если закован между слоями холодного металла, поэтому нагревать им клинок следует не слишком часто, через раз убирая заготовку с наковальни в жаркие угли из липы, ольхи и рябины, чтобы меч рассекал зло, как утренние лучи пронзают мрак. Провожу обретающий изогнутую форму и раскаленный до медовой желтизны кусок металла через дым сгорающих трав, чтобы впитал в себя силу разных земель. Выбиваю зубилом на хвостовике руну Йер, чтобы служил не для мести, а для справедливости.
За моим экзаменом наблюдают два Мастера-кузнеца от народа эльфов и гномов, ворча о крохотных размерах кузни, а Глорфиндел просто за компанию пришел — сбежал от любимой, которая взяла в свои хрупкие, но цепкие ручки контроль за поставками материалов для постройки города эльдар. Аласталондэ, Мраморные Гавани — так назвали кусок морского берега, на котором чередуются песчаные пляжи и белые скалы, где полюбившие водные просторы эльдар захотели построить новый дом. Я была права, когда говорила, что Арду ждут веселые времена — вышедшие из Чертогов Мандоса эльдар не отказали себе в удовольствии съесть по золотому яблоку, прежде чем вернуться к полноценной жизни в Валиноре. Некоторым он показался слишком пресным, и поэтому они на кораблях рванули в Средиземье, но и там им было мало приключений. В итоге три четверти эльфийского населения Мира Двух Солнц — бывшие мертвецы с шилом в заднице. А еще среди них немало гондолинских друзей Глорфиндела, которых он подбил жить здесь. Теперь я его подкалываю, что обитель эльфов надо назвать Нью-Гондолин, поставить статую Варды в звездном венце и с факелом в поднятой руке, а он только фыркает и говорит, чтобы я не отвлекалась от наковальни, где рождается клинок из слоев стали, мифрила и сердечника из вибраниума. Посмотрим, что за штука выйдет.
Майка без рукавов и прожженные обрезанные джинсы с дырой для хвоста давно покрылись сажей и пропитались потом под кожаным фартуком — вибраниум отчаянно сопротивлялся ударам молота и тормозил процесс, даже спрятанный за слоем дамасской стали. Приходилось петь для него почти непрерывно, то уговаривая, то угрожая, то успокаивая и даря нежность. Из уважения ко мне два чувствительных к прекрасному эльфа не затыкали с криками уши, но иногда отворачивались под разочарованное цыканье Мастера наугрим.
— Неженки остроухие. Не смотри на них, Валиэ Аста. Они любят только заунывные вопли и тягомотину про звезды, — бородатый гном важно держался за окованный железом пояс. — Давай-ка лучше покажешь, как ты под разными светилами металл закаляешь. Ужо наши как услыхали об этом, так покоя не дают с тех пор, как меня сюда определили.
— Хорошо, только возьмем емкость с маслом. Глорф, захватишь? — уклоняюсь от брошенных плоскогубцев, что едва-едва разминулись с затылком, задев убранные в пучок волосы. — Ну так что? Сначала заглянем в Арду.
Мне запрещено ступать на землю, созданную из песни Валар, поэтому наугрим Эребора стали свидетелями события, похожего на извращенный кошмар скорбного духом шизофреника — матерящийся на Черном Наречии Глорфиндел быстро бежал до ближайшего окна с моей рогатой тушкой на руках. При этом я подогревала огненным дыханием раскаленный клинок в голых чешуйчатых руках и орала: «Поберегись! Дракон в Эреборе!». У наугрим долгая память, поэтому они сперва обнажали оружие и только потом замечали, что того дракона — от горшка два вершка. Именно поэтому мой старый остроухий друг так матерился. Шутки мои ему не нравятся. Врет, конечно.