От денежной кладовой до Министерства финансов

Кроме того, было выделено 100 тысяч рублей на покупку лошадей и необходимой упряжи. Стоимость одной лошади вместе с санями составляла 21 рубль. На приобретение лошадей Казенная палата выделила 8 тысяч 274 рубля. В пяти из семи деревень Канского округа Шевелев построил кузницы. Для правки в них топоров и других инструментов купил 5 точил, которые в то время считались весьма дорогими и редкими предметами. Поселенцев вволю обеспечили лесом для сооружения подворных хозяйств и поскотин. На содержание 1580 крестьян, поселившихся в 7 деревнях Канского округа, по установленным нормам выделялось на один год 780 пудов соли, 3555 пудов круп и 61 977 пудов хлеба (ГАКК, ф. 160, оп. 3, д. 94, л. 107–111 об., 357).

В 1840 году в 22 построенных для ссыльных Енисейской губернии селениях проживало почти 6 тысяч мужчин и 4 тысячи женщин (Гагейместер, Ю. А. Статистическое обозрение Сибири, составленное по Высочайшему Его Императорского Величества повелению. Ч. 2 / Ю. А. Гагейместер. — СПб., 1854. — С. 114). В начале XIX века в полномочия служащих Казенной палаты обязательно входил учет количества жителей на вверенной им территории — как податного населения, так и неподатного, а также политических ссыльных.

Сказанные когда-то Екатериной II слова о том, что она хотела бы видеть свой народ промышленником, полностью разделял и новый министр финансов Е. Ф. Канкрин. Эту главную идею своей финансовой политики он с первых дней правления стал неустанно претворять в жизнь. Канкрин ввел правило, согласно которому каждая долгосрочная ссуда промышленного характера должна была выдаваться казенными банками не иначе, как с его личного разрешения. Таким образом, он хотел быть в курсе всех экономическо-финансовых событий в стране и оказывать на них свое могущественное влияние.

Эту тенденцию чутко уловили журналисты. В 1833 году в журнале «Московский телеграф» появляется статья барона Александра Мейендорфа «О промышленности в России», которая подводила первые итоги усилий Канкрина в развитии отечественного производства. Автор не жалел высокопарных слов, прославляя мудрую политику российского правительства. В частности, он писал: «Обширное и быстрое движение мануфактурной промышленности в России, беспрерывные усовершенствования во всех способах производства, величайшая деятельность, рвение и понятливость, с какими народ русский совершает сии мирные подвиги, представляют в совокупности зрелище восхитительное и готовят для Отечества существеннейшую народную славу в настоящей эпохе» (Московский телеграф. — 1833. — Май. — С. 483).

В самом деле Россия переходила в состояние смешанное — земледельческой и торговой промышленности, и прежде чем заниматься поднятием фабричной промышленности, надо сначала улучшить качество получаемой сельскохозяйственной продукции, поскольку выгоды от нее «разливаются на весь народ, тогда как успехи мануфактур и фабрик обогащают только несколько лиц и несколько мануфактурных заведений» (Московский телеграф. — 1833. — Май. — С. 485–486).

Данный процесс можно было проследить на примере исконно русского продукта — сала. В 1830-х годах в России его производили почти на 60 миллионов рублей. «Но если бы, — подчеркивал автор, — способ салотопления производили бы улучшенным способом, то увеличили бы продажу его на 6–9 миллионов рублей. Сало было бы чище, его больше бы продавали за границу. Остатки от сей фабрикации — мясо, кости и прочее — пропадают почти без всякой пользы, но если бы мясо солить и сушить, а кости обжигать в уголь, то можно бы получать от них величайшие выгоды». Не лучше положение было и со щетиной, которую Россия продавала иностранцам на 5–6 миллионов рублей в год. «Стоило бы только ввести хороший разбор оной, — писал Мейендорф, — тогда бы ее ценность увеличилась на 20 %» (Московский телеграф. — 1833. — Май. — С. 488–489). Далее говорилось о безалаберном отношении крестьян и помещиков к выработке козьего пуха, льна, пеньки, отечественного шелка и обработке металлов. И в конце резонно, между строк, возникал вопрос: почему реформы Канкрина буксуют? Потому что «как ни сильно влияние правительства, все старания его останутся безуспешны, когда народное мнение не готово принять благодетельного направления» (Московский телеграф. — 1833. — Май. — С. 495).

Позицию «Московского телеграфа» в России поддерживали многие. Наиболее ярым противником Канкрина стал купец Василий Кокорев. Отрицательную оценку финансовой политике также давал Н. Н. Муравьев, впоследствии ставший генерал-губернатором Сибири и получивший за присоединение реки Амур к России титул графа с приставкой — Муравьев-Амурский.

Стоит процитировать слова влиятельного сановника: нищета в Русском царстве не одинакова с нищетою других государств. У нас пролетариев нет и не должно быть. Нищета в России есть нищета целого государства, от царя до пастуха; цари наши не запасают себе богатств про черный день, как делают короли других государств, их богатство, их благосостояние тесно связано с благосостоянием народным.