От денежной кладовой до Министерства финансов

В полнейшем беспорядке, по мнению ревизоров, находились волостные архивы. Отмечалось, что в некоторых из них имеются дела XVIII столетия (в Покровском — с 1790 года, в Зеледеевском — с 1765 года). Во многих — с начала XIX столетия, в Еловском — с 1800 года, в Абаканском — с 1809 года, в Маклаковском — с 1817 года, в Ужурском — с 1822 года. Все эти старинные бумаги ревизоры приказали уничтожить. Поскольку, как они полагали, документы интереса ни в научном, ни в статистическом отношении не представляли. После этой проверки значительная часть архивных материалов, касающихся истории нашего края, погибла, другая часть, около 18 тысяч единиц, была привезена в Красноярск, где хранилась в комнатах, занимаемых статистическим комитетом.

Не осталась без внимания ревизоров и застарелая проблема семейного раздела крестьянских хозяйств. Как показывала жизнь, главнейшими причинами ее служили ссоры жен двух братьев, невестки со свекром и другие житейские обстоятельства. Сельская община бесцеремонно вмешивалась и в эту интимную, частную жизнь своих членов.

Власть считала, что дробление семейств приносит вред как самим разделившимся крестьянам, так и экономическому состоянию всего населения. Поэтому неслучайно эта тема становилась предметом обсуждения на сельских собраниях. Только на сходе с согласия ²/₃ крестьян, имеющих право голоса, принималось судьбоносное решение — разрешить семье разделиться или нет. В реальности же официальных вердиктов в Енисейской губернии выносилось немного. Тогда как самовольных отделений было несравненно больше. И еще напомним, что без согласия на разделение старшего члена семьи сельский сход просителям в разделе отказывал.

Эти домостроевские порядки резко критиковал курагинский фермер Федор Федорович Девятов. В «Сибирской газете», в статье «По поводу семейных разделов и некоторых других явлений в экономической жизни минусинского крестьянина», он писал: «Журналисты с недоверием отнеслись к моему заявлению, что семейные разделы у нас не имеют того значения, какое они имеют во внутренней России. А это действительно так и есть. Там земля ограничена, и всему семейству на ней делать нечего, некоторым членам выгоднее работать на стороне, чем жить вместе и делить и без того узкую полосу, между тем как у нас земля не ограничена, на всякого ее достает, да еще и остается. Разберем состав семьи: старшие члены в ней — отец, мать, 3–4 сына, их жены и дети. В отношении к мужчинам старшие — родной отец и родная мать, в отношении же к женщинам — свекор и свекровь, а это не одно и то же; да к тому же и снохи — не родные по крови ни между собой, ни со старшими, а взяты из разных семейств, часто они совершенно разных характеров. Можно ли надеяться, что они все «сойдутся» как между собой, так и со свекровью? Бывает это, да редко. Такие счастливые семьи и здесь живут долго, не делясь. В таких семьях и говорится: хорошо и выгодно жить в больших семьях, и живут они до тех пор, пока не подрастут дети и пока не выстроят по дому на каждого брата, — тогда и делятся. Но что можно поделать там, где свекровь — ворчунья, снохи не ладят между собой, а из-за жен и между братьями является несогласие, при котором дружная семейная работа немыслима? Братья еще могут примириться, а снохи — никогда. Остается или унять снох, или разделиться, но первое никогда не удается — в России сложилась даже пословица: «Ночная кукушка денную перекукует». По поводу этого кукования, т. е. уговоров женою мужа отделиться от семьи и завестись своим хозяйством, сложилось и стихотворение, в котором, между прочим, говорится:

А приедешь с торга пьяненький,

На постельку уложу.

Спи, пригожий, спи, румяненький,

Больше слова не скажу!

Жена говорит мужу: «Чем я хуже других? Или не работница я в поле и дома, на что меня не достает — работу ли сработать, или гостей принять, — чем я не могу быть хозяйкой? У меня своя корова, кобыла и до десятка мелкого скота (по обычаю во время свадьбы родственники невесты дарят ей телок, кобылок, овечек — и это в семье считается ее (т. е. снохи) неприкосновенной собственностью), для своего хозяйства я буду работать вдвое усердней, чем работала в семье, и мы будем жить не хуже людей». На первое же возражение муж может услышать такой ультиматум: когда так, то ты мне не муж, а я тебе не жена, прощай (бывали случаи ухода жены от мужа), тогда муж волей-неволей просит благословения родителей отделиться, объясняя это тем, что баба не хочет.

Обезличьте женщину, сделайте ее вещью или рабой былых времен, воскресите домостроевскую плетку, и тогда, может быть, семьи не будут делиться, да и то — только может быть…»