…Всю зиму я получал письма от ребят. Веселые и смешные, грустные и радостные. Алик тоже поступил заочно учиться, в речной институт: на зимовке времени для занятий много. Капитан сдавал экзамены в Херсонском пединституте, стармех Толя — в мореходке. Толя прислал мне как-то раз контрольную по английскому, текст про какие-то дизели, в котором он не смог свести концы с концами. И я словно снова услышал Толин голос: «Тебе это как слону груша, так что переведи». Дима подробно написал про стоянку в Печоре, про свои экзамены и про свою «чудачку». Потом ребята написали, что умер на караване Киященко, совсем молодой капитан, тот, что шел главным на «ракетах», — окончательно «отказала машинка»… Все звали снова в плавание, и все-таки то, что произошло со мною весной, было для меня почти неожиданным.
Весной я зашел в перегонную контору: ребята из моей прежней редакции просили узнать, нельзя ли им побывать в плавании.
— А сам-то что? — спросил Федор Васильевич. — Твой межнавигационный отпуск кончается.
У меня были совсем другие планы. Но тут я подумал, что увижу и Кузьму, и Диму, и Евгения Семеновича, и Алика, и Женьку, что будет суета отхода и волнение новизны, и будем стоять на концах, и «уродоваться», и «травить» на крышке трюма, и ходить на берег, все вместе. Я подумал, что сейчас, наверно, половодьем затопило низкий дунайский берег, заполнило до краев вилковские «ерики», над которыми мечется неистовое верещанье лягушек и лениво плывет аромат цветущих яблонь, вишен, айвы. И мои друзья-перегонщики кимарят в ожидании судов на прогретых весенним солнцем скамейках измаильских скверов. А на черноморских, еще безлюдных пляжах расправляют измятые полотняные крылышки одинокие грибки и тенты. И над Доном, над Волгой дует томительный, пахнущий землей, талым снегом и прошлогодними травами ветер, от которого чуть ломит в висках и кружится голова. Весна! Весна! А дальше, на Севере, вырываются из сумрачных лесов ледяные ручьи и таежные реки, и шумят, и сверкают на солнце, и прорывают снежные запруды, и заворачивают сонную Сухону вспять, к Ку венскому озеру. Я подумал…
— Ну? — спросил Федор Васильевич. — Тебя писать?
— Конечно, — сказал я торопливо. — Конечно. Когда отправляться, в апреле?
ИЛЛЮСТРАЦИИ[8]
К началу перегона в измаильских скверах зацветает сирень…— Приезжай еще, — говорит старик Ботнар из гагаузского села ВиноградовкиВ тихом «переулке» украинской ВенецииНа первомайский праздник рыбацкий флот собирается у дунайского берега, поближе к домуЗавершив «хождение за два моря», перегонные суда приходят в Ростов-на-ДонуФото ТАССПосле ночного перехода и швартовки у волжского берега команда рефрижератора греется на солнышке. Здесь матрос Митя, старпом Алик, стармех Толя, моторист Андреич, боцман Толя, капитан, моторист Гена, матрос Володя Митрошкин, механик ЮраНа семейном лихтере Тюлевых пятнадцатилетняя Люся — второй после мамы человекНА СТАРИННОЙ МАРИИНКЕ— Ну-ну, нечего задаваться, стармех! Подумай, что скажут о твоих «двигунах» через полторы сотни лет?— Садимся, девочки… Небось до школы еще два шлюзаВот они, знаменитые Соловки, — удивительной красоты острова и то, что еще уцелело от могучего некогда Соловецкого монастыря— Щелкай. А я постою на руле…Ох и пижоны эти молодые штурманы! Мой друг двадцатитрехлетний старпом Алик Роганов не представляет исключения…Анхимовское «диво» надо увидеть своими глазами. Теперь это совсем недалеко от МосквыВ ПРЯСУХОНСКОЯ ТАЙГЕДо узкоколейки хлысты доставляет трелевочный тракторФото А. МакароваПо шатким рельсам уса мотовозик завез нас в самые дебри присухонского суземаНа всем своем протяжении сплавная Сухона огорожена «бонами»В Янковской запани. Плывущие «щукой» бревна поворачивают «щетью»Фото А. МакароваСамый молодой яиковский сплавщик Димка ШильниковскийФото А. МакароваНабережная Великого УстюгаТипичный уголок великого некогда УстюгаДевчата с «Северной черни»Фото А. МакароваВинный прибор «Садко»В мощных «окорочных барабанах» с бревен сдирают коруФото А. МакароваА в бесчисленных котлах Коряжмы варят целлюлозуФото А. МакароваВ тихих двинских селах много памятников деревянного русского зодчества«Незамужние ткачихи составляют большинство…»Фото А. МакароваНа Колгуеве. Летом красавцы олени возят санки по траве и цветам. Причудливее и краше всех цветов тундры рога работяги оленяНад диксонской бухтой — могила норвежца Тессема, одного из тех, кто погиб, осваивая эту неуютную землюНа буксире у «Ленина». На льдине видна тень грот-мачты атомохода, с которой произведен снимокПосле вахты. Даже не верится, что в Москве сейчас прохожие изнывают от жары…— Вот смотри, какой тут в августе иней, — говорит Илларионыч. — Небось что реснички у твоих московских девчат… И туман опять, черт бы его драл…Вот и снова речные суда прошли в Тикси через штормовые моря и десятибалльный лед. Рядовой подвиг. Обыкновенное чудоФото ТАСС