Если в первой половине XIX в. такое явление, как «нищий студент», было практически неизвестно, хотя современники и отмечали случаи бедности, то в 1870-х гг. в Казанском университете только 28 % студентов могли существовать на собственные средства, в Киевском недостаточными были от 60 до 70 %, а в Одессе их число доходило даже до 80 %. При этом, количество студентов, пользовавшихся теми или иными льготами, то есть не имевших собственных средств, возросло с 49 % в 1866 г. до 78 % в 1874. К началу ХХ в., по данным обследований, не все студенты имели теплые пальто, включая, например, Томский университет, что в условиях Сибири – далеко не последнее дело: нужно учесть, что теплых автобусов и троллейбусов, не говоря о метро, тогда не существовало, и даже на извозчике ехать было холодновато; обувь и брюки многими участниками обследований характеризовались, как «дрань» и «рвань». Требование иметь форменную одежду в этих условиях для многих было чрезвычайно болезненным, и значительная часть студентов ограничивалась купленными на толкучке студенческими тужуркой и фуражкой. Один из студентов Петербургского университета вспоминал: «Своего рода комиссионерами в этом деле были сторожа университетских шинельных… Они же торговали тужурками и шинелями окончивших. Сюртук имели далеко не все, большинство ходило в форменных черных тужурках с синим кантом и петлицами… На улицу надевали шинель… и фуражку… Форма была не обязательна, носили ее по двум причинам: во-первых, сразу видно, что студент, а это обеспечивало известное положение в обществе; во-вторых – так было дешевле – потрепанная студенческая форма не считалась чем-то неприличным, а старая штатская «тройка» – считалась. Существовал, по слухам, какой-то университетский мундир с золотым шитьем, треуголкой и шпагой, но мы на студентах такого не встречали» (75; 159). Питание… Что говорить о питании, если знаменитая «собачья радость», колбаса из обрезков, отходов мясной торговли, была характерной студенческой пищей и с полным правом могла быть названа «студенческой радостью»: «Питались студенты по-разному, как по-разному и жили, – воспоминал современник-студент. – В общежитии всегда был кипяток, приходил булочник, по пути с занятий покупали полфунта дешевой колбасы… Университетская столовая, где обедало множество студентов, помещалась за северными воротами – там же, где и теперь. Обстановка ее была скромной: длинные столы, покрытые клеенкой, на них большие корзины с черным и серым хлебом, в дешевом буфете – кисели, простокваша. Было самообслуживание, цены бросовые: обед без мяса – восемь копеек, с мясом – двенадцать, стакан чаю – копейка, бутылка пива – девять. Конечно, подавались обеды и подороже. Столовая с самого утра была переполнена. Шум стоял необыкновенный: спорили, смеялись. Некоторые любители проводили в ней больше времени, чем на лекциях: их интересовало дешевое пиво. Кое-кто, выбившись из бюджета, ограничивался чаем и бесплатным хлебом, несколько кусков его еще и прихватывали в карман. На это никто не обращал внимания, наоборот, относились даже сочувственно. Иной студент, совершенно незнакомый, скажет: «Коллега, я вам куплю обед, у меня хватит на двоих». Администрация столовой иногда предлагала бесплатно тарелку щей без мяса. Это очень выручало бедных студентов» (75; 160–161). Крайне плохо обстояло дело с жильем; жили или в самых дешевых «номерах», фактически вертепах, рядом с проститутками и уголовниками всех мастей, или снимали «углы» в различных «живодерках» или открытых благотворителями «Ляпинках», проживание в которых скрывалось даже от товарищей ввиду их крайней непрезентабельности. Часть студентов, имевших из дома небольшую помощь или достаточно зарабатывавших репетиторством, снимала «углы»: «Цены были разнообразные, полный пансион вместе с комнатой дешевле двадцати рублей было не найти (речь идет о Петербурге начале ХХ в. –