Читаем От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Том I полностью

Первая и основная проблема, которая стоит перед Фенелоном, – это вопрос о природе государственной власти и о ее носителе. В романе писатель отвечает на этот вопрос довольно противоречиво. Вслед за Гоббсом, Фенелон высказывается за монархический принцип государственного устройства, отвергая олигархию и демократию. Писатель говорит о божественном происхождении королевской власти, ибо считает государя исполнителем воли богов. Но в то же время в романе неоднократно подчеркивается, что государь – лишь точный исполнитель законов, лишь слуга своих подданных: «Они (законы) хотят, чтобы один человек служил, благодаря своей мудрости и сдержанности, благоденствию многих людей, а не чтобы много людей служили, благодаря своей нищете и трусливому раболепию, высокомерию и изнеженности одного человека» (кн. V).

Более того, Фенелон в своем романе решительно выступает против наследственного характера монархической власти. Так, критский царь Минос «не хотел, чтобы его дети царствовали после него» (кн. V). Правда, Минос делает одно исключение из этого правила: его сын сможет стать его преемником в том случае, если строго будет соблюдать установленные Миносом законы. Так же поступает и Аристодем, который, по совету Ментора, избирается царем Крита.

Хотя Фенелон не раз осуждает в своем романе народные бунты, полагая, что они привносят в общество лишь нищету, анархию и произвол, он признает за гражданами право прогнать неугодного им царя и избрать нового.

Именно так и случилось на Крите, когда царь Идоменей, во исполнение опрометчиво данного обета, приносит в жертву собственного сына. Потрясенные его злодеянием, жители Крита принуждают его покинуть их страну, а для выбора нового государя просто-напросто устраивают конкурс, в котором принимают участие все «достойные», даже чужестранец Телемак.

Таким образом, Фенелон признает возможным смещение дурного монарха, который плохо следует законам страны. Но тут писатель оказывается в порочном круге, ибо устанавливает эти законы в конце концов все тот же монарх. В романе Фенелон не разрешает этой антиномии: на Крите мудрые законы уже установлены – в прошлом по отношению к событиям романа – царем Миносом; в Саленте мудрые справедливые законы устанавливаются Идоменеем по указаниям Ментора, который – не будем забывать этого – это принявшая человеческий облик богиня Минерва. То есть мудрые справедливые законы – от бога. Но все-таки в известном смысле в руках Идоменея оказывается, говоря современным языком, законодательная и исполнительная власть. Здесь Фенелон делает некоторый шаг к просвещенному абсолютизму.

Мы уже говорили, что тип абсолютного монарха разоблачен писателем в ярком образе царя Пигмалиона. Телемак говорит о нем: «Вот человек, только и желавший быть счастливым; он думал, что достигнет этого благодаря своим богатствам и абсолютной власти; и он обладает всем, о чем только может пожелать» (кн. III). Бесславный конец Пигмалиона известен; причем Фенелон даже не очень осуждает цареубийцу. А вот как Ментор поучает Телемака: «Когда цари привыкают считаться лишь со своей абсолютной волей, когда они более не обуздывают свои страсти, тогда они всемогущи...» (кн. XVII).

Но с точки зрения Фенелона, абсолютная власть – свидетельство не силы, а слабости монарха. Продолжим слова Ментора, обращенные к Телемаку: «...но благодаря своей неограниченной власти они подтачивают основы своего могущества». Лишь слабый правитель вынужден попирать человеческие законы в угоду своей воле. «Вспомните-ка, – говорит Ментор Идоменею, – что те страны, в которых власть государя наиболее абсолютна, это как раз те, где государи наименее сильны» (кн. X).

Интересно отметить, что самым несчастным человеком на земле юный Телемак считает плохого монарха; вот что говорит он старейшинам Крита: «Самый несчастный из людей – это царь, который думает, что он счастлив, делая остальных людей наинесчастнейшими, но он вдвойне несчастен из-за своей слепоты; не зная, в чем состоит его несчастье, он не может от него излечиться, он даже боится его познать. Правда не может пробиться к нему сквозь толпу льстецов. Он тиранит себя своими страстями; он не знает своих обязанностей, он ни разу не испытал удовольствия делать добро, ни разу не познал очарования настоящей добродетели. Он несчастен и достоин этого, и его беды умножаются с каждым днем; он стремится к собственной гибели, и боги уже готовятся наказать его вечными муками» (кн. V).

Ф. Галлуэдек-Женюис полагает, что Фенелон является сторонником ничем не регулируемой, ничем не ограничиваемой власти, выступает писатель лишь против чрезмерного произвола[514]. Однако вслед за Расином с его «Гофолией»[515] Фенелон в «Приключениях Телемака» убедительно показывает, что абсолютная, ничем не ограничиваемая власть и ведет неизбежно к произволу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы