Читаем От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Том I полностью

Поэтому Фенелон ставит законы выше власти монарха. «Он (государь) всесилен по отношению к народу, но закон всесилен по отношению к государю»[516] (кн. V). А несколько ниже писатель высказывает мысль, что, собственно, «должен царствовать не человек, а закон».

Исходя из этого, Фенелон формулирует задачи государя как слуги своих подданных, который отличается от последних лишь тем, что мудрее их. Его цель «единственная и главная» состоит в том, чтобы посвятить себя, свои бесконечные труды лишь одному делу – «превращению всех людей в добрых и счастливых» (кн. XVIII), ибо «цари царствуют не ради собственной славы, а ради блага народа» (там же).

В чем же состоит это «благо народа», каким должно быть основанное на нем государство? Чтобы ответить на этот вопрос, Фенелон обрисовывает в своем романе утопическое государство Салент.

6

Утопия Фенелона во многом отличается от предшествующих и современных ему социальных утопий. Как правило, романисты-утописты обрисовывали в своих книгах некое несуществующее государство, случайно обнаруженное европейцами. Так как появление ранних утопий во многом связано с Великими географическими открытиями[517]

, то наиболее распространенный сюжетный прием, использовавшийся писателями-утопистами, – это рассказ путешественников об обнаруженных ими странах и государствах (во времена Фенелона подчас это государство помещали в только еще открываемой, неведомой и манящей Австралии). Порой такое государство oказывалось даже на другой планете (Сирано де Бержерак). Фенелон поступает иначе. Он находит в античных мифах и легендах, а также у историков древности смутные глухие сведения о существовавших в Южной Италии (в частности, на Сицилии) греческих поселениях и колониях и, мало отступая от исторической правды[518], помещает там свое идеальное государство. Таким образом, он поступил в данном случае так же, как и с замыслом самой книги: подобно тому как неразработанность легенды о странствиях Телемака давала полный простор его фантазии, так и отрывочность сведений о Саленте позволила писателю установить в этом греческом городе-колонии идеальные, с его точки зрения, порядки.

Итак, утопия Фенелона опрокинута в прошлое. Салент недалек по времени своего существования от легендарного Золотого века, с таким восхищением описанного поэтами античности. Но обращена эта утопия в будущее, и именно это сделало книгу Фенелона столь популярной в XVIII в. (ее изучали многие монархи той поры – и Людовик XVI, и Фридрих II, и Екатерина II; другое дело, какие уроки сумели они из нее извлечь).

Довольно наивным было бы искать в государственном устройстве Салента прямых рецептов для преобразования управления во Франции. Когда Фенелону потребовалось давать такие рецепты, он оказался, как мы уже говорили, значительно менее радикальным, но в то же время более конкретным и реалистичным. На государственном устройстве Салента и образе жизни его граждан в обрисовке Фенелона не могли не отразиться сказания и легенды гомеровской Греции, вообще та атмосфера седой старины, в которой разворачивается действие романа. Фенелон хотел быть в своей книге исторически достоверным, отсюда во многом и та апология крестьянского труда и первобытнообщинного строя, которая так явственно звучит в книге.

Однако эта проповедь сельской жизни, сельского труда объясняется не только фабулой романа. Мечтой о восстановлении «Золотого века» пронизана книга друга Фенелона аббата Клода Флери «Нравы израильтян» (1681), апология примитивной жизни далеких предков содержится в «Речи о Теофрасте» (1688) Лабрюйера, открывающей его «Характеры». Этой своей мечтой о «Золотом веке», идеализацией крестьянского (как более примитивного, простого) труда Фенелон сближается со многими мыслителями и писателями XVII столетия, для которого, как мы уже говорили, тема крестьянства была одной из ведущих.

Каково же, однако, идеальное государство Идоменея?

Во главе государства стоит полноправный монарх, власть которого ограничена законами. Этот монарх, при плохом выполнении законов, может быть смещен и изгнан, а его потомки сохраняют права на престолонаследие лишь в случае своей исключительной мудрости и государственных способностей. Этот монарх видит основное свое назначение в заботах о нуждах народа, народ же платит ему за это исключительной любовью и доверием. Монарх окружен опытными советниками, хорошо знает своих непосредственных помощников, часто собирает представителей всех областей и всех сословий государства, чтобы лучше знать мнение и нужды народа. Этот монарх поддерживает добрососедские отношения со всеми государствами, которые все равны между собой, является страстным поборником мира[519], ибо считает, что война является плохим средством решения международных споров[520] (осуждению войны посвящены многие прекрасные страницы «Приключений Телемака»).

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы