От Геракла до Перикла. Древнегреческая история

Чтобы получить этот статус, непременно надо быть перенесенным в свой demos – в Ликию, где только и возможно учреждение культа, «почесть» (time), которая полагается богам. При этом time полагается Сарпедону по его царскому достоинству уже при жизни. Царь – культовая фигура в своем demos. Но чтобы стать «бессмертным», он должен, подобно Ахиллу, отказаться от возвращения домой живым.

Сарпедон говорит, обращаясь к своему соратнику Главку, что почести (time) – такие как особое место на пиршестве, отборное мясо и полные чаши, а также выделение священного надела земли (temenos) с прекрасными виноградниками и хлебородной пашней – это награда за то, что они стоят в первых рядах воинов и приносят с собой подлинную силу и славу. В этом отрывке «Илиады» просматривается несколько пластов реальности – общинная и мифическая. Социальная роль царя – быть в первых рядах и доказывать свою славу в битвах, за что полагается и особый имущественный статус. Мифическая роль – быть богоподобным символом бесспорного превосходства над соплеменниками. Если учесть, что эти слова приписываются Сарпедону постфактум, то можно предположить, что социальная роль со смертью отпадает, а мифическая превращает героя в божество, чья слава подобна божественной, но зависима от демоса, учредившего культ. Имущественный статус переносится в ритуал: герою жертвуют отборные куски мяса, а temenos в данном случае означает уже «священный участок, святилище». Time у героя есть еще до смерти, а после смерти, попадая в эпос, он получает kleos – посмертную славу. В эпосе и культе то и другое становится «нетленным».

Божественное перемещение тела героя – один из важных мифологических сюжетов. И Сарпедон дает свое имя скале, откуда Борей похитил Орифию. Кроме того, сам Сарпедон, получив тяжелую рану (как своего рода намек на будущую судьбу), приходит в себя от порыва северного ветра Борея. Основа имени героя sarp– соотносится с harp– («хватать», отсюда «гарпия»). По одной из версий мифа, гарпии – дочери Борея. И они могут быть исполнителями воли Зевса и Аполлона, перенося в данном случае не душу, а тело героя.

Согласно Гесиоду, люди «золотого века» умирали «как бы объятые сном». Сон и смерть – состояния почти тождественные. Люди «золотого века», погибая, получали «царский почетный дар», geras – особый род time. Поколение «серебряного века» было погублено Зевсом по причине того, что оно не воздавало должного time олимпийским богам, а потому оказалось не способно выполнять роль служителей (therapon) бессмертных, приносить им жертвы и тем самым отождествляться с ними. Уклонение от уподобляющего богам служения ведет к гибели. Тем самым, смерть героя не минует, но уподобление божеству все же сохраняется в посмертной славе – культе. Посмертное бессмертие – получение kleos aphithon в эпической поэзии. Бессмертным не стать, если не умереть.

Герой связан с определенным символизмом – с опознаваемыми символами, приметами, позволяющими сопоставить человека с героическим сюжетом и именем, известным из эпоса. Знак (sema) может быть открыт родным и близким героя (philoi). Например, Одиссея, изменившего облик, узнают по шраму на ноге его престарелый отец, няня и верные пастухи. А Пенелопа опознает и «понимает» (anagignosko) его по одежде, подаренной ею самой. Неузнанный пастухом Евмеем Одиссей, принявший облик бродяги, получает от того указание не слоняться вокруг дворца, чтобы его кто-нибудь не покалечил и «следить за такими вещами». Одиссей отвечает, что он понимает указание (gignosko), потому что способен узнавать, о чем идет речь (noeo). Бытовой характер указания сопряжен с совсем небытовым ответом Одиссея. Но этот ответ не обращает на себя внимания пастуха, который лишен noos. Слушатель поэмы, напротив, получает иллюзию способности к распознаванию знаков. Он-то знает, в чем дело.

Эти внешне обыденные признаки на самом деле создают возможность самого эпического сюжета: герой отмечен sema именно для того, чтобы его можно было узнать. Так же может быть отмечен и любой другой человек, но он не попадает в эпос, остается за пределами памяти певцов. Остаются только признаки героя.

Зачастую Зевс подает знак, подлежащий толкованию, в виде молнии. Когда Одиссей молит Зевса дать ему знак, что он одолеет навязчивых женихов своей жены, Зевс посылает молнию и вкладывает «пророчество» в речь рабыни, мелящей зерно. Ее речь обозначена словом epos и содержит мольбу к Зевсу наказать женихов, которые делают ее труд нестерпимо тяжелым. Поэзия становится sema, а ее смысла распознается с помощью noos.

Зевс в «Илиаде» диктует свою волю мановением головы. Гера корит его, что он не высказывает смысла этого символа с помощью epos. Зевс отвечает, что «слово» (muthos) он хранит в своем noos. При этом «Илиада» как раз отражает эпическое воплощение воли Зевса – sema его noos.