От Геракла до Перикла. Древнегреческая история

Опасения за судьбу Эллады были не напрасными. Разгром ионийских ополчений показал эллинам, что их разобщенность может привести к тому же: первое же поражение может отдать Элладу в руки персам. Именно поэтому спартанцы попытались привлечь на свою сторону тирана Сиракуз, который имел морскую и сухопутную армию, которая могла сравниться со всеми остальными союзными силами эллинов. Но договориться не удалось. Тиран готов был применить свои силы, только если все союзные войска эллинов будут подчиняться ему. Или хотя бы только морские силы.

Первая фаза компании была полностью выиграна персами. Фермопильское ущелье, несмотря на мужество спартанского отряда царя Леонида, отстоять не удалось, и персы прорвались в центральную Грецию. Преимущество в морской битве у мыса Артемисия было утрачено, и греческий флот отошел к Афинам. Поражение флота Ксерска при Саламине серьезной роли не сыграло. Он добился своего: Афины были захвачены и сожжены, цели войны достигнуты. Поражение войска Мардония при Платеях можно списать на самодеятельность полководца, который хотел славы и владычества над Элладой. Но, вместо того чтобы дипломатией продолжать склонять эллинов к проперсидской позиции, которая во всех эллинских городах была достаточно сильна, решил показать свою силу во всем блеске военной победы. Ему настойчиво советовали ограничиться дипломатией, но Мардоний жаждал битвы.

Стратегическим просчетом Ксеркса стали проблемы с продовольствием. Рассказы Геродота о выпитых реках – явное преувеличение. Оно свидетельствует о том, что у войска была недостача питьевой воды, а вовсе не о его несметной численности. Геродот также упоминает о голоде в персидском войске. Ксеркс не учел крайне скудного существования греков, которые едва могли прокормить самих себя. Войско персов было обречено на бескормицу и поэтому сильно ослабло к битве при Платеях.

Притом что персы вынуждены были уйти из Эллады, проперсидская линия там все же победила. После Пелопонесских войн Афины и Спарта поочередно утратили надежды на гегемонию, и гегемонами стали сначала проперсидская Беотия, а потом проперсидская Македония. Александр Македонский не собирался править эллинами и по эллинским обычаям. Ему хотелось быть царем Персидской империи. Его победа над Дарием может рассматриваться как аналог междоусобицы. Эллины не подчинились персам, но и сами персов вовсе не сломили и не подчинили себе.

Полис и демос

Уже у Гомера место рождения (или жительства) – неотъемлемая часть представления любого героя, которая подобна современной фамилии. Незнакомца всегда спрашивают, откуда он родом (полис) и кто его родители. При этом предполагается, что вместе с принадлежностью к полису возникает цивилизованное отношение к страннику, которому всегда следует помогать. «Дикость» же проявляет себя в незнании богов, отсутствии стыда перед ними и пренебрежении законами гостеприимства.

Без полиса (общественного очага) человек – не просто «варвар», а никто. Или идиот – асоциальный тип. Отсюда – утверждение об особой роли полиса, которое становится загадкой современной науки, уговаривающей себя признать уже само слово «полис» священным.

Есть две альтернативные точки зрения на греческий полис. С одной стороны, древнегреческое самосознание очень конкретно и предметно, можно сказать, во всем телесно. Так говорит Шпенглер. С другой стороны, мы воспринимаем Античность по сохранившимся литературным источниками, и эти источники позволяют нам сказать, что полис жил словом и выражал себя в слове. В какой-то мере сам был словом – политическим дискурсом на агоре. Так говорит Пьер Видаль-Накэ. Но есть также и пограничное пространство – пространство мифа. Миф конкретен в своей сюжетной истории. Он нетеоретичен. Теории придаем ему мы – те, кто исследует миф, собственно, формируя мифологию. Но миф также есть логос, ибо в нем – пространство смыслов, передаваемых в словесной форме, но воспринимаемых не только или даже не столько через слово, сколько через чувствование, разлитое в древнегреческой культуре.

Видель-Накэ полагает, что греки были людьми бесхитростными, что их культура предъявляет живые оппозиции, не зашифровывая их, как это нам хорошо известно по собственной культуре: буквальное понимание культурных текстов чаще всего ведет к ошибке. Действительно ли древние греки не «шифровали» свою культуру? Скорее всего, это не так. Очевидное не оглашается и не объясняется. Поэтому для нас античные тексты и культурные образцы в любом случае становятся зашифрованными. Очевидное для греков неочевидно для нас. Наши бытовые привычки и их привычки очень различны. Но точно также они различны и в сравнении с варварами.