Начинается все с того, что Аристодем случайно встречает Сократа «вырядившимся». Что это значит? Оказывается, Сократ умыт и в сандалиях. Вот если бы он был неумыт и бос – тогда это не вызвало бы вопроса: «Куда это он вырядился?» Имеем характеристику Сократа как босяка, который, лишь будучи приглашенным на пиршество, приводит себя в порядок.
Обсуждение вопроса, под каким предлогом Аристодему присоединиться к приглашенному на пир Сократу, также весьма любопытно. Сократ приводит в пример поговорку, которую, как он считает, Гомер исказил: «к людям достойным на пир достойный без зова приходит». Гомер предполагает, что недостойный приходить без зова не должен. Сократ полагает, что все как раз наоборот, приводя в пример явление слабого Менелая на пиру у доблестного Агамемнона. Это было в порядке вещей, значит, Гомер ошибался. Ну что взять с человека, который критикует самого Гомера!
Сократ
Доводов Сократа явно не хватает, чтобы развеять сомнения Аристодема. Аристодем самоуничижается: нет, будет скорее по Гомеру, если он без приглашения пойдет на пир к мудрецу. Сократ высказывается в том смысле, что пока дойдем, придумаем, как выкрутиться. При этом по дороге начинает все больше задумываться и отстает, а при входе в дом Агафона и вовсе куда-то исчезает. Аристодем так и является незваным гостем, как и предполагал – без всякой поддержки от Сократа и без всяких оправданий своей вольности. И тут выходит, что Сократ-то был прав. Агафон радостно приветствует Аристодема и даже сообщает, что искал его вчера, чтобы пригласить на пир. И спрашивает, почему же тот не привел Сократа?
Слуге приказано отыскать спрятавшегося где-то задумчивого мыслителя. Аристодем же принимает от раба омовение ног и располагается среди пирующих. При этом становится известным, что Сократа лучше пока не трогать – он стоит у соседнего дома и о чем-то размышляет, отказываясь куда-либо идти. Чудачество Сократа делает ситуацию совершенно комической.
Ужин начинается без Сократа, который появляется только к середине трапезы, простояв в задумчивости немало времени. Агафон зовет его на почетное место рядом с собой. И шутливо предполагает, что часть мудрости, которая завладела Сократом, перетечет и в него. Сократ же совсем недружелюбно отвечает, что такого свойства мудрость не имеет, чтобы перетекать в пустое место как вода. Но тут же поправляется: если все же подобное свойство у мудрости есть, то он скорее ожидает получить ее от Агафона. Потому что мудрость Агафона сопряжена с успехом, а сократовская – «плохонькая», «похожая на сон». Тридцать тысяч греков, оказывается, внимали трагедии Агафона! А Сократ… К нему можно отнестись более сдержанно, без восторгов – как он сам рекомендует.
Агафон понимает, что Сократ его все-таки высмеивает. И примирительно предлагает отужинать, после чего разобраться с мудростью посредством Диониса. То есть, хорошенько напиться.
Как показывает речь Павсания, последовавшая после ритуального обмена любезностями и шутками, напиваться в этой компании – дело обычное. Павсаний предлагает не напиваться на этот раз допьяна. И даже молит о передышке «после вчерашнего». Это оказывается общим мнением: упиваться никто не хочет, ибо голова, надо полагать, побаливает у каждого. И только Сократа собравшиеся оценили выше всех остальных. Одни могут пить «по капле», другие – много. И только Сократ способен и пить, и не пить. Поэтому он в любом случае будет доволен. Порешили пить «просто для удовольствия» и каждый – сколько захочет. В общем, речь идет о пьянке, и читатель должен убедиться в этом. В финале пира оказывается, что все перепились как обычно. А в начале все прикидываются, что будут вести философские беседы между чашами вина.
Врач Эриксимах, у которого тоже болела голова с похмелья, предложил заняться беседой. И сам назвал тему. При этом сославшись, что вовсе не сам ее придумал, а присутствующий здесь же Федр, который сокрушался, что гимны и пеаны и даже похвальные слова не посвящаются Эроту – такому могущественному и великому богу. Эрота не воспевают – это не порядок! Опять ситуация сводится к анекдоту: обсуждать намереваются уже почти позабытого и потерявшегося в тени Афродиты бога. Это можно расценить разве что как затею праздных людей, которые уже не знают, о чем им поговорить.
Сократ с его обычной иронией заявил, что он не смыслит ни в чем, кроме любви. И по кругу собравшиеся стали выступать с похвальными речами к Эроту.
Правда, пересказчик Аполлодор тут же оговаривается, что Аристодем не запомнил всего, да и сам он не все запомнил из пересказа очевидца. Поэтому и передает только «наиболее достойное памяти». Как удалось ему упомнить такие обширные и витиеватые тексты – остается загадкой. Как и то, почему достойное памяти настолько детально воспроизводится, не игнорируя даже, казалось бы, совершенно случайные обмены репликами.
Эрот среди древних богов (Федр)