От глупости и смерти

Элисон Рош – как раз из таких. Одного взгляда на ее портфель достаточно, чтобы понять, что она за человек. Потому что это портфель марки «Атлас», а не «Хартманн». То есть вы понимаете, да? «Хартманн» ей вполне по карману. Импортная канадская кожа, выделка класса люкс, где-то около тысячи баксов – портфельный эквивалент «Оррефорса», плаща барберри, грудки фазана и вина «Шато Мутон-Ротшильд» 1492 или 1066 года или какой там год самый дорогой. Это как покупать «роллс-ройс» вместо «бентли», хотя там всей разницы только решетка радиатора. Но Элли не нужно выпендриваться и подпитывать свою самооценку вещами, поэтому она купила портфель «Атлас». Не сумку от «Луи Виттон» или «Марк Кросс», а портфель «Атлас». Ирландская кожа ручной выделки, наверное, выделанная руками боевиков ИРА, оставшихся без работы. Высший класс, но ничего кричащего. Понятно теперь, почему я согласился?

Итак, Элли подхватила свой элегантный портфель, мы пересели за столик у окна, подальше от повара и подростков, где она, убедившись, что я готов слушать, возобновила прерванный рассказ. Следующие двадцать три минуты, она, к счастью, рассказывала сидя, хотя и ерзала, как будто вид из окна ее не устраивал, и она пыталась найти лучшую точку обзора. Ее история началась с группового изнасилования в тринадцатилетнем возрасте и проследовала через несколько неблагополучных приемных семей с любящими пощупать приемных дочек папочками, усиленную учебу, которая гарантировала если не счастье, то достаток в будущем, юридический колледж и длинный тяжелый карьерный путь, который привел ее в Алабаму. Могло быть и хуже.

Мы с Элли сто лет знакомы и, если сложить все время, что мы провели вместе, получатся недели, а то и месяцы, не говоря уже о новогодней ночи с братьями Маркс. Но всё это я слышал впервые. Ну, почти всё. Интересно получается. Одиннадцать лет! Можно было бы догадаться или что-то заподозрить хотя бы. Как можно быть чьим-то другом и, в сущности, ничего об этом человеке не знать? Мы что, лунатики, что ли? О чем мы вообще думаем? И ведь подумать только, если бы не обстоятельства, я мог бы никогда не узнать эту, подлинную Элли. Только потому, что она просила меня сделать то, чего я не хотел – чего, если по правде, боялся до усрачки – она решила, что меня нужно полностью проинформировать. Я понял, что за время нашей дружбы и сам не очень-то показывал ей настоящего Руди Пейриса, его страхи и мечты. Я просто ненавидел себя за это. За то, что скрывал, недоговаривал, открывал только какие-то фрагменты себя и злоупотреблял обаянием, маскируя правду. Я человек гибкий и быстро учусь, поэтому глубоко похоронил свои горести и тяготы. В моей жизни было не меньше черноты – негритянства, если хотите – но все же мне было страшно потерять Элли. Я никогда не верил в мифическую абсолютную дружбу, слишком уж это похоже на стояние на скользких камнях по горло в ледяной воде.

Элли между тем добралась до того момента, когда начала работать над делом Спаннинга. Она рассказала, как собрала, тщательно проверила и разложила по полочкам все доказательства, как блестяще провела процесс, как добилась обвинительного вердикта присяжных по всем двадцати девяти эпизодам, а потом – на стадии определения наказания – и по всем пятидесяти шести. Убийство первой степени. Предумышленное убийство первой степени. Предумышленное убийство первой степени, совершенное с особой жестокостью. Виновен по всем трем пунктам по каждому из двадцати девяти эпизодов. Присяжные совещались меньше часа, даже пообедать не успели. Они вернулись в зал суда через пятьдесят одну минуту. На одно убийство у них ушло меньше минуты. И все благодаря Элли. Адвокат Спаннинга заявил об отсутствии прямой связи между его клиентом и пятьдесят шестым убийством (двадцать девятым в штате Алабама). Но, хотя его и не застали за вспарыванием живота его последней жертвы – десятилетней Гуниллы Арчер, ученицы церковно-приходской школы Декейтера, которая опоздала на автобус и пошла пешком, попавшись в лапы Спаннинга всего за милю от дома – почерк был тот же. Кроме того, Спаннинг, ускользнув от погони в Хантсвилле, где его как раз застали за вспарыванием живота жертвы, в это время находился в Декейтере. Что с того, что его не поймали с консервным ножом в окровавленных руках, рядом с еще теплым телом Гуниллы Арчер? Сразу было понятно, что Спаннинг – серийный убийца, монстр, преступления которого были столь чудовищны, что газеты даже не пытались придумать ему хлесткое прозвище вроде «Потрошителя» или «Мясника с заднего двора».

Присяжные вернулись в зал суда через пятьдесят одну минуту. Выглядели они так, будто их вот-вот стошнит; каждый из них понимал, что ему никогда не забыть увиденного и услышанного на этом процессе, и горько жалел, что ему не удалось уклониться от исполнения своего гражданского долга. Они вернулись на свои скамьи и сказали: ребята, посадите эту склизкую подделку под опарыша на электрический стул и поджарьте ее так, чтобы разве что на гамбургер хватило.