От голубого к черному

Я похлопал Карла по лицу, затем потер кончик его уха костяшками пальцев. Его глаза открылись, совершенно пустые. Никого нет дома. Он похлопал глазами, посмотрел на меня и Йена, потянулся за своим стаканом и осушил половину одним глотком. Я посмотрел на часы. Для второго захода времени не оставалось.

Йен сел на автобус до Кингс–Хит; я поехал с Карлом на станцию Нью–Стрит, чтобы удостовериться, что он не отключится. Когда он закуривал сигарету, я заметил, что раны на его руке так толком и не зажили.

— Тебе нужно наложить швы, — сказал я.

— Знаешь, я не испытываю ностальгии, — холодно отозвался он.

— Карл, что ты несешь?

— Наш разрыв.

Мы стояли в вестибюле вокзала, заполненном неподвижными фигурами, оберегающими свой багаж. Карл смотрел вверх, на электронное табло, показывающее время прибытия и отхода поездов.

— Мой уход. Твое сердце со мной, куда бы я не шел.

— Прости, что вел себя как последний ублюдок, — сказал я. — Рождество всегда выбивает меня из колеи. Ты же знаешь.

— Забудь, — ответил он.

Карл никогда не верил в мои извинения. Возможно, он был прав. Наши глаза встретились на секунду. Он сжал мою руку, стиснув пальцы, и пошел прочь, с гитарным кофром в руке. Возле турникетов он обернулся и помахал, но кто–то прошел между нами, загородив мне вид. Если он что–то и сказал, это утонуло в невнятном гуле громкоговорителей.

Глава 13 Записки на манжетах

Демоны в твоей тьме

И друзья, которых ты не звал.

Том Робинсон

Мы должны были начать записывать «Преданный забвению» в марте 1993 года. Но к середине февраля, когда мы так и не получили никаких вестей от Карла, мы с Йеном начали беспокоиться. Не то, чтобы рассчитывали получить от него «валентинки», но довольно затруднительно отправляться в студию только с половиной треков, к тому же толком не разобранных. Я знал, что Карла не радовали некоторые тексты и он пытался написать что–то еще. Денег было в обрез: мы не могли позволить себе отсрочку, да и «Фэрнис» тоже. Алан намеревался выпустить сингл, но он считал, что ни одна из новых песен не тянет на заглавную.

Когда я позвонил Мартину, он заявил, что его уже тошнит от меня и Карла, использующих его в качестве посредника. Я сказал, что был бы счастлив поговорить с Карлом напрямую, если бы знал, как с ним связаться. Мартин ответил, что его адрес должен быть у «Фэрнис».

— Я не хочу в это ввязываться. По правде сказать, мне кажется, Карл излишне драматизирует свои проблемы. На том и держится ваша группа.

— Вовсе нет, — возразил я. — Мы всегда были командой.

— В смысле — ты отдаешь, а Карл берет. Послушай, Дэвид, я ни черта не понимаю в отношениях геев. Но твои отношения с Карлом всегда были как у слуги и господина. Честно говоря, я думаю, он зациклен на себе. И мне не нравится все это дерьмо насчет «страдающих гениев». И по–моему, никому не нравится.

Я сделал глубокий вдох.

— Дело совсем не в этом. Он болен. Он сам не свой. Думаю, он начал принимать наркотики. Он на игле.

— В самом деле? Ширяющийся рокер? Невероятно.

— Послушай, ты же знаешь Карла. Он любит выпить, но это все. Если он подсел на героин, значит с ним действительно что–то не так.

— Почему? Это часть стиля жизни, Дэвид. Рок–музыканты всегда подбадривают себя кучами наркотиков. И выпивкой. И телками или мальчиками. Таков этот мир. Послушай, Дэвид, я говорю это как друг. Если Карл не хочет делать альбом, забудь об этом. Найди другую группу. Живи своей жизнью. Понимаешь, о чем я?

Через пару дней я позвонил в «Фэрнис Рекордз». Алана не было, но его помощник Стивен дал мне адрес в Олдбери, по которому Карл просил высылать его авторские отчисления. Я позвонил в справочную, но у них не значился номер телефона Карла или Элейн по этому адресу, механический голос сказал мне, что номера Элейн нет в списке. Я написал Карлу, попросил дать о себе знать и напомнил ему о нашем расписании.

Первый день записи был в пятницу. Пришли Йен, я, Пит, Джим и Стивен из «Фэрнис». Мы работали над партиями ударных и бас–гитары для четырех демо–треков. Странно было слышать в студии голос Карла, не зная, где он сам. Возвращение в «Кэнел–студию» не помогло: нас преследовали призраки тех несчастных декабрьский сессий. В обед я написал короткую записку Элейн, объяснив, в чем проблема, и попросил ее позвонить мне. До Олдбери было недалеко, но мне почему–то не хотелось неожиданно заявиться на порог ее дома. Мы мало знали о том, что там происходит.

На выходных мы не собирались записываться. В субботу утром мне позвонила Элейн. У нее был тихий, спокойный голос с легким акцентом, больше похожим на вустерширский, чем на здешний. Но до Вустершира отсюда всего несколько миль.

— Я не вскрываю письма Карла, — сказала она. — Мы поссорились, и он ушел. Он не собрал вещи, просто испарился. Это было в ноябре, с тех пор я его не видела.

Мне никогда не приходило в голову спросить его, зачем ему нужно ездить на станцию Нью–Стрит, если до Олдбери можно добраться 87–м автобусом.

— Есть идеи, где он может быть?